14 Май 2013 В постели с Палачом (главы 12-17) |
В постели с Палачом (главы 12-17) Мистический триллер. Автор: Ятокин Дмитрий Алексеевич. г.Саратов. 2008г. Глава 12. В доме Льва Шапкина полным ходом шло приготовление к встрече Анны. Казалось, что вечером должна прибыть не соседка по улице, а Её Величество Королева Великобритании. Командовала в доме Ася Абрамовна. Сухонькая старушка с высоко поднятой головой, передвигавшаяся по дому с помощью палочки, но громким голосом и чётко отдаваемыми командами могущая поспорить во властности с отставным генералом. Узнав от сына, что Анна согласилась наведать свою учительницу, Ася Абрамовна тут же подняла на ноги всю прислугу. И без того чистый дом ещё раз вычистили с таким старанием, будто завтра наступала еврейская Пасха. Ничего не было упущено подслеповатой хозяйкой дома: паркет в гостиной заново натёрли восковой мастикой, огромную люстру из венецианского стекла, висевшую в гостиной, вымыли, хотя та и без того искрилась чистотой. Лев Аркадьевич всё же не послушался Анну и успел завезти в дом чёрный концертный рояль марки «Стейнвей». Несмотря на увещевания сына, что не нужно затеваться с вафельными трубочками, что из ресторана привезут трёхэтажный торт и всевозможные пирожные, Ася Абрамовна повязала передник и принялась за приготовление теста, ворча себе под нос: - Разве эта молодёжь может понять нас, стариков? У них в жизни сплошные суррогаты. Этот босяк сказал мне, что он привезёт еду из ресторана. Боже мой, я смеюся, с каких это пор в общепите научились готовить еду? Там ведь до сих пор, по привычке, воруют продукты. Вместо масла они засунут в торт маргарин, вместо дрожжей насыплют соды, молоко обязательно разбавят водой и продадут нам это убожество за тридорога. Я что, совсем выжила из ума, чтобы меня вот так запросто надул поварёнок из столовой, которую они почему-то гордо называют рестораном? Ася Абрамовна покажет всем, что такое обед из ресторации! Когда всё было готово, вафли испечены, свёрнуты в трубочки и наполнены кремом собственного рецепта, полученного в наследство от бабушки, домой вернулся Лев Аркадьевич. Он поцеловал маму, оглядел гостиную, устало улыбнулся и побрёл в душ. До прихода Анны осталось времени не больше часа. Шапкин почему-то был уверен, что она не опоздает и придёт вовремя. Без десяти минут семь Анна, с букетом цветов и коробкой конфет, подошла к раскрытым воротам особняка Шапкина. На улице дежурили двое охранников, издали заметившие приближающуюся к дому женщину. - Здравствуйте! – Охранник, не поинтересовавшись её именем, дежурно поздоровался. – Проходите, пожалуйста, Лев Аркадьевич вас ждёт. - Вообще-то я пришла к его маме, Асе Абрамовне. Она дома? - Хозяева вас ждут, проходите. – Лица охранников были непроницаемы. – Вас проводить до дома? - Зачем? Я не маленькая, не потеряюсь. Входную дверь дома распахнула молодая женщина, одетая в синюю униформу прислуги с отлично отрепетированной улыбкой радушия на лице. - Здравствуйте, Анна Ивановна. Хозяева вас ждут в гостиной. Прошу сюда. – Прислуга показала, куда идти, но сама с места не сдвинулась. В гостиной, спиной к двери, стоял Лев Аркадьевич со стаканом виски в руке. Он смотрел на огромные часы с гирями, которые в этот миг начали неспешно, со швейцарским достоинством, отбивать семь часов. - Странно, мне почему-то казалось, что вы появитесь в этой комнате с седьмым ударом. А вы появились на пятом. – Лев Аркадьевич обернулся. - И что это значит? – Анна смотрела на часы. - Я ошибся и теперь не смогу загадать желание. Здравствуйте, Анна Ивановна. – Шапкин поставил стакан на стол и поцеловал руку Анны, забрав у неё коробку конфет. – Рад видеть вас в моём доме. - Здравствуйте, Лев Аркадьевич. А что вы хотели загадать? – Анна не заметила, что её ладонь продолжает оставаться в руке Шапкина. - Этого нельзя говорить, иначе желание не сбудется. Анна высвободила ладонь и оглянулась – в гостиную входила Ася Абрамовна. Комната сразу же наполнилась её раскатистым, не по годам звонким голосом. - Анечка, девочка моя! Здравствуй, моя красавица! Подойди, подойди ко мне, дай мне обнять тебя и посмотреть на твоё красивое личико. Господь услышал мои молитвы и направил тебя к моему дому! А я уж думала, что так и умру в печали, не повидав свою любимицу, свою лучшую ученицу. Ася Абрамовна приблизилась к Анне и обняла её. Потом взяла её руки в свои и пожала. Но тут же, словно обжегшись, отпустила. - Кто это? Анна? Это ты? - Что с тобой, мама? Ты что, не узнаёшь Анну Ивановну? – Лев Аркадьевич был обескуражен. – Извините маму, Анна Ивановна, она стала совсем плохо видеть. - Может, мама и плохо видит, но она прекрасно чувствует руками! Голубушка, подойди ближе, я взгляну на тебя. - Здравствуйте, Ася Абрамовна. – Анна обняла старушку. – Это я, ваша Анечка! Вы просто забыли мои руки, ведь прошло столько лет. Я уже не та девчушка, что разучивала гаммы под вашим руководством. – Анна говорила с Асей Абрамовной, как с больной – ласково, убеждающе. Старушка совсем растерялась и оглядывалась на сына, словно ища у того поддержки. – Да и за рояль я не садилась, дай Бог не соврать, лет пятнадцать. Да и замужем я! Вот руки и загрубели. - Да, да, извини меня, слепую тетерю. Теперь я вижу и слышу, что это ты, моя девочка. – Не очень уверенно согласилась Ася Абрамовна. – Ты права, Анечка, прошло столько лет и я совсем состарилась. Да и ты превратилась в солидную даму, хозяйку дома. Наверное, у тебя много хлопот? Твой муж заставляет тебя работать? Анечка, девочка моя, вам что, не хватает денег на жизнь? Тебе приходится самой мыть посуду и полы? Лёва, сыночка, что же это такое? Тебе нужно обязательно помочь по-соседски Анечке, она нам не чужая. Женщине нельзя так много работать. Ты согласна со мной, девочка моя? – Анна рассмеялась и кивнула. Напряжение было снято. – Я всегда говорю этому охломону, - Ася Абрамовна кивнула головой в сторону сына, - что когда он женится, то не должен будет заставлять свою жену работать. Женщина должна дожидаться мужа дома, а мужчине нужно много работать, чтобы жена и дети ни в чём не нуждались. - Всё, мама, мы садимся за стол. – Лев Аркадьевич бесцеремонно прервал маму и взял её за руку. – Ты не забыла, кто у нас в гостях? - Сыночка, не считай маму выжившей из ума! Я до сих пор помню, как Анечка постоянно делала ошибки в одном и том же месте, играя симфонию Бетховена. Ты помнишь это место: там-та-там, там! – Ася Абрамовна напела. - Поддержи учительницу, деточка, не дай возможности Лёвушке упечь меня в дурдом. Анна рассмеялась, а Лёва обречённо махнул рукой. - Конечно же, Ася Абрамовна, я всё помню. И удивляюсь, как вы могли не забыть такие мелочи, ведь прошло столько лет! - Деточка! Это для вас мелочи, а для меня это жизнь. Это воспоминания, это то время, когда я ещё чувствовала себя молодой, имеющей много желаний. - Вы и сейчас моложе многих моих сверстниц, Ася Абрамовна. – Умаслила учительницу Анна. - Ну, всё, хватит! Я сыт вашими любезностями и мне захотелось выпить чашку чая. Прошу к столу. – Лев Аркадьевич подвинул стул и помог сесть Анне. Потом он взял за руку маму и проводил её к столу. – Мама всё же расстаралась и испекла для вас свои фирменные вафельные трубочки. - Ася Абрамовна, спасибо вам, но разве стоило вот так утруждать себя? – Анна сделала вид, что очень тронута вниманием, которое ей оказывается в этом доме. – Позвольте мне, хоть и на правах гостьи, поухаживать за вами? – Анна взялась за чайник. В комнату вошла прислуга с цветами в высокой хрустальной вазе. Она остановилась на пороге комнаты и важно произнесла: - Букет цветов от гостьи. Куда прикажете поставить? - Нашу гостью зовут Анна Ивановна. – Почему-то раздражённо произнёс Лев Аркадьевич. – Поставьте цветы на стол и можете быть свободны, мы сами обслужим себя. - Анечка, душечка, эти цветы для меня? – Ася Абрамовна сощурилась в очках с толстыми стёклами, пытаясь лучше разглядеть букет, потом перевела внимательный взгляд на Анну. – Какая прелесть! Гладиолусы! Ты даже не забыла, что это мои любимые цветы. Лёвушка, я же говорила тебе, что Анечка ничего не может забыть? - Да, мама. – Лев Аркадьевич растерялся. – Только ведь твоими любимыми цветами всегда были… - Гладиолусы, сыночка. Вот видишь, Аннушка помнит об этом даже спустя столько лет! А ты никак не можешь запомнить, что любит твоя мама! Ох уж эти мужчины! Они прекрасно помнят все эти жуткие курсы акций, долларов, фунтов и стерлингов, но никогда не могут запомнить, какие цветы предпочитают их женщины. - Хорошо, мама, с сегодняшнего дня я обещаю тебе запомнить, что твои любимые цветы – гладиолусы. – Лев Аркадьевич пожал плечами. – Давайте пить чай. Анна Ивановна, вы всё же попробуйте мамин деликатес, не обижайте её. - Спасибо, всё очень вкусно. Как в детстве! – Анна откусила кусочек трубочки. - Ах, как жаль, что Марусенька не дожила до такого счастья - видеть тебя такой красивой и счастливой. – Ася Абрамовна высморкалась в платочек. – Я ведь, сыночка, была подругой с бабушкой Аннушки, упокой Господи её душу! Ну, рассказывай, деточка, как ты живёшь? Счастлива ли? Муж не обижает? Анна улыбнулась и с грустью ответила: - Что вы, Ася Абрамовна, Гриша заботливый мужчина и очень меня любит. Только ему приходится очень много работать, также, как и вашему сыну. А счастье? Я всё ещё надеюсь заслужить его! Бог пока что обходит нашу семью стороной, у нас так и нет детей. А мы очень хотим родить их! И Гриша, похоже, ждёт этого чуда даже больше, чем я! Все люди хотят иметь наследников, а состоятельные мужчины хотят ещё и своё дело передать в родные руки. Ведь Лев Аркадьевич не станет возражать, что бизнес для него тот же ребёнок? Он наверняка не хочет, чтобы в будущем его детище умерло или досталось людям, которые ничего вместе с ним не создавали? - Позвольте с вами не согласиться. – В разговор включился Лев Аркадьевич, внимательно слушавший рассуждения Анны. – Любовь нельзя мерить прагматическими критериями, нельзя чувства взвешивать на весах целесообразности: любит за то, разлюбит за это! Любовь - не товар, она не имеет гарантийного периода, срока службы, её нельзя обменять как некачественную вещь, нельзя купить, продать. И любящие люди не бизнесмены, чтобы оценивать любовь как капитал, как удачное вложение или богатое наследство. Если нам рассматривать лишь любовь между мужчиной и женщиной, то для людей любовь как чувство является избыточным. Без него многие могут прожить. В животном мире такое понятие вообще отсутствует, там особи ограничены инстинктом продолжения рода. По моему убеждению любовь даётся свыше только избранным людям в качестве подарка, поощрения. И только тем, кто её заслужил, кто её достоин. Поэтому в мире не так много по-настоящему любящих друг друга пар, готовых прожить вместе всю жизнь, не оценивая друг друга, не подсчитывая, кто больше камешков уложил в фундамент семейного гнёздышка. Любовь – это бескомпромиссность, это вирус, это болезнь, которая поселяется в твоём теле, в твоём сердце и которую нельзя излечить. Да никто и не захочет расстаться с этим чувством. Даже смерть не сможет побороть такие яркие чувства, даже она бессильна перед любящими людьми! Такие отмеченные Богом люди обязательно встретятся и в том, ином для нас мире. Ведь что такое смерть? Тленным оказывается лишь тело, а всё остальное: мысль, чувства, душа - продолжают жизнь, пусть и в ином, не слишком понятном для обывателей качестве. Ничто из материального мира им уже не сможет помешать! - Какие прекрасные слова! Анна очнулась от завораживающих слов и с улыбкой смотрела на Льва Аркадьевича. Во время его страстного монолога она, казалась, сама совершала это чудное путешествие по параллельным мирам, где есть только подлинные чувства и нет никакой фальши. - Не правда ли, Аннушка, мой сыночка сказал очень умные слова? Это похоже на тост, так давайте выпьем! – Неожиданно Ася Абрамовна стукнула ладонью по столу. – Что это мы сидим, как в обществе трезвости? Наша гостья может подумать, что мы скупые или очень бедные люди, раз даже не имеем на столе бутылки вина. Сыночка, организуй нам выпить. Не возражай, девочка, послушай старую клячу, свою учительницу – стаканчик вина в хорошей компании только сделает щёчки женщин ещё румянее, а её саму аппетитнее. - Что вам предложить, Анна Ивановна? – Лев Аркадьевич встал и сам подошёл к бару. - Что-нибудь лёгкое. А вы сами что выпьете? - Я пью мартини, только безо льда и без апельсинового сока. – Виновато улыбнулся Лев Аркадьевич. - А мне налейте мартини со льдом и с апельсиновым соком. – Анна довольно рассмеялась, ей было хорошо, покойно среди этих людей. - А мне, сыночка, накапай капель пятьдесят этой модной микстуры, которую пьют молодые в ночных клубах. - Как ни странно, но в последнее время мама пристрастилась к текиле. Что поделаешь, мама всегда следила за модой! – Заговорщически подмигнул Анне Лев Аркадьевич. Время летело незаметно, как для Золушки на балу у принца. Анну не покидало чувство, что она находится среди близких ей людей, что ей не хочется уходить, хочется остаться здесь, разговаривать, смеяться, подтрунивать вместе с Асей Абрамовной над её «сыночкой» Львом Аркадьевичем, пить чай с аппетитными вафельными трубочками. Напряжение от встречи со своей учительницей, с которой не виделась почти целую жизнь, когда после первых приветственных фраз начинаешь мучительно думать: о чём же ещё поговорить, о ком ещё из общих знакомых забыли справиться и как потактичнее, чтобы не обидеть старушку, дать понять, что тебе пора уходить, давно спало. После выпитого мартини и текилы разговор за столом оживился, чаще стал раздаваться смех. Анну уже не смущали рассуждения Аси Абрамовны, что именно на такой душевно богатой и приличной женщине, как Аннушка, надобно было в своё время жениться её непутёвому сыночке, а не бегать до сих пор в бобылях. Вдруг Анна поняла, что её не раздражают одни и те же слова и истории, рассказываемые в сотый раз забывчивой Асей Абрамовной, что ей не кажется неуместным и опасным то нескрываемое обожание, с которым всё более и более откровенно стал посматривать на неё Лев Аркадьевич. Анне нравилось даже то, что она сама никак не пресекает эти попытки, а молчаливо их поощряет. Слава Богу, часы не подпали под состояние аффекта и холодно ударили один раз, безо всяких церемоний напомнив гостье, что уже половина девятого, пора и честь знать. Быстро распрощавшись с показно обиженной Асей Абрамовной, и пообещав старушке, что она обязательно навестит учительницу ещё не один раз, что будет заходить к ней запросто, без звонка, Анна, расцеловавшись со старушкой, вышла из дома, провожаемая Львом Аркадьевичем. Возле ворот они остановились. Охраны не было видно, видимо как хорошие маскировщики, они слились с местностью, став частью пейзажа. - До свидания, Лев Аркадьевич. Спасибо за прекрасный вечер, всё было чудесно. – Анна первой протянула руку для прощания. - До свидания, Анна Ивановна. Позвольте на прощание поцеловать вас… Поцеловать вашу руку. Лев Аркадьевич наклонился и на несколько секунд прижался губами к руке Анны. Потом резко повернулся и зашагал к дому, не оглядываясь. Анна проводила его долгим взглядом и неторопливо зашагала вдоль забора, часто вздыхая и думая о чём-то важном. Она шла, не замечая ничего и никого вокруг и чуть было не прошла мимо своего дома. Хорошо что каблук подвернулся и вернул Анну из мира грёз в мир реальный. Глава 13. Вернувшись в дом, Лев Аркадьевич застал маму стоявшей в гостиной и смотревшей на циферблат часов. - Что случилось, мама? Почему ты не идёшь отдыхать? - Слежу за временем, сыночка. – Обернулась Ася Абрамовна. – Эти жуткие стрелки неумолимо приближают мой конец, секунда за секундой. Но самое страшное, что часы остановить можно, а вот приближение моего конца никак не удастся отсрочить. - Мама, что за печальные мысли? Сегодня выдался такой прекрасный вечер, мы так здорово повеселились и нате вам – ты в печали! - Тебе, Лёвочка, этого не понять. Ты слишком молод, чтобы чувствовать быстротечность жизни. А вот я именно сегодня ощутила ту скорость, с которой прошла моя жизнь. Ты только представь, сыночка, как изменилась за это время Аннушка, ведь я её не сразу и признала. Голос, взгляд, движения – всё не её, не Аннушкино. Она превратилась во взрослую женщину, у неё появились первые морщинки возле глаз. Ты представляешь? - Мама, ведь с вашего расставания прошло более двадцати лет, что же ты хочешь? Конечно, она изменилась. Просто здорово, что мне не с чем сравнивать, что я не знал её девчушкой – для меня она прекрасная, красивая, умная женщина, которой только и можно, что восхищаться. - Эх, сынок, ты всё о своём, о мужском взгляде на женщин. Для тебя сорокалетняя женщина – это едва созревшая ягодка, это распустившийся утром цветочек. А представь, какой старухой в её глазах выгляжу я? Это ужасно, ужасно, сыночка. - Мама, не преувеличивай! Для твоих лет ты выглядишь просто замечательно. - Сыночек мой, спасибо тебе, что не расстраиваешь на ночь маму. Но мои глаза, хоть и плохо, но ещё видят. Ты только представь, что время сделало с руками этой девочки! Я их просто не узнала. Как она могла так прекрасно играть на фортепиано такими руками! Если бы не её лицо, то я бы сказала, что к нам в дом пришла самозванка - вот что с нами делает время! Оно не щадит никого, ни молодых, ни тем более стариков. - И всё же, мама, Анна ведь нравится тебе? - Вся беда в том, сыночка, что она нравится тебе! Только не делай невинных глазок, словно ты тут не при чём! Маму не проведёшь! А чего ты приуныл, как не выучивший урок школяр? Если любишь её – так и скажи маме, не скрывай своих чувств. - Да, мама, мне кажется, что я её люблю. И очень сильно. - Ха, посмотрите на этого босяка, что он такое говорит маме – ему кажется? Пока тебе кажется, твоя мама уже уверена, что нас в скором будущем ждут большие проблемы. Ведь муж Анны - серьёзный мужчина и он не будет в восторге, когда ты попытаешься увести у него эту женщину. - Это так, мама, ты права. Но самое главное, я не знаю, как ко мне относится Анна, примет ли она мои чувства? – Лев Аркадьевич сжал кулаки, его глаза сверкали. - Сыночка, не волнуйся, она воспринимает тебя всерьёз. И моё женское сердце подсказывает, что в её семье сейчас происходит что-то не совсем ладное. В её голосе я не услышала никакого волнения, когда она рассказывала о муже. Поверь моему опыту – их брак трещит как кусок материи, которую портной рвёт напополам. Так что, сыночка, не отступайся и делай то, что считаешь нужным. Но берегись, Гриша Любарский не из тех, кто добровольно и без боя отдаст тебе свою женщину! - Я знаю, мама. Он ничего своего без боя не отдаёт. Но здесь именно тот случай, когда и я без драки не отступлю. - Храни тебя Господь! И помни – мамочка всегда и во всём поддержит тебя! Ладно, сыночка, пойду к себе в комнату. Хочу в одиночестве подумать о прожитой жизни, о времени, о возрасте. Для стариков это как наказание – долгая жизнь, когда ничего нельзя изменить, а можно лишь жить в своих воспоминаниях. Ладно, сыночка, не обращай на мамулю внимания, это у меня старческий словесный понос. Поцелуй мамочку и пожелай ей спокойной ночи хоть с какими-нибудь снами. Лев Аркадьевич поцеловал маму, проводил её до комнаты, а сам вернулся в гостиную. Он налил себе полстакана мартини, вставил в стереосистему диск с концертом Шопена и, взяв с полки антикварный том Библии, сел в кресло. Ему нужно было получить ответы на множество вопросов, и вряд ли на это хватит ночи. Глава 14. Григория Любарского разбудили звуки музыки. Гриша спал в кабинете, на втором этаже своего Рублёвского особняка. Открыв глаза, он долго прислушивался к разбудившим его звукам. Его интересовала не мелодия - он быстро определил, что исполнялся концерт для фортепиано Бетховена, а манера исполнения. Так чисто, вдохновенно, величественно, мог играть только профессиональный пианист. Неужто, Анна? Но что могло сподвигнуть её на такой подвиг? Да ещё глухой ночью? Ведь последние двадцать лет Анна ни разу не присела за рояль, несмотря на все уговоры мужа? Гриша нашмыгнул на босые ноги тапочки и как был в пижаме, тихонько вышел из кабинета. Он не обратил внимания на часы, но в доме было ещё темно. Лишь внизу, в гостиной, мерцал лёгкий, похожий на лунный, свет. Сверху рояль не был виден и Гриша начал спускаться по лестнице на первый этаж. Едва Любарский ступил на первую ступень лестницы, как музыка зазвучала ещё громче. С каждым шагом вниз громкость нарастала, словно Анна уже заметила появление мужа и таким странным образом старалась его поприветствовать. Спустившись на один пролёт, Гриша остановился. С этого места рояль был хорошо виден и догадка Любарского подтвердилась – Бетховена играла его жена! Анна сидела спиной к Грише. На ней был надет белоснежный пеньюар, сливавшийся с белизной рояля «Август Фостер», а на голову и плечи был наброшен чёрный газовый платок. На крышке рояля стояла зажжённая свеча, которая и разбрасывала по дому рассеянный свет. Спуск по второму лестничному пролёту привёл к обратному результату – музыка начала затихать, но совсем не умолкла. За окнами начал наклёвываться рассвет, одежда Анны почти полностью слилась с роялем. Теперь Гриша видел лишь очертания жены, её голову, закутанную в чёрный платок. Шаг за шагом приближаясь к роялю, Гриша с удивлением замечал, что постепенно меркнул и сам платок. Подойдя совсем близко, Гриша почувствовал прилив страха к груди и остановился, стараясь унять дрожь в ставших ватными ногах. Он не верил своим глазам! Музыка продолжала звучать, но жена исчезла! Она словно решила поиграть с ним в прятки и спряталась в тёмном углу. Гриша почувствовал, как кто-то легко провёл невидимыми пальцами по его лицу! Потом такой же мимолётный поцелуй в губы, дыхание, вздох и… Взглянув на рояль, Гриша схватился руками за голову и пронзительно закричал! Клавиши инструмента продолжали двигаться в такт звучавшей музыки, но пианиста за роялем не было! Рояль играл Бетховена сам собой! - Аня! Анна! Где ты? Что это за шутки, чёрт побери? - Что? Что случилось? Да что с тобой? Гриша резко обернулся и почувствовал, что волосы на голове начали шевелиться! Анна, его жена, стояла возле перил второго этажа и с тревогой смотрела вниз, пытаясь понять, что происходит с мужем? - Гриша, ты в порядке? - Аня, это ты? Но как ты там оказалась? - Гриша, что с тобой происходит? Тебе не кажется странным вопрос – как я оказалась в своём доме? - Но ведь ты… Ты только что… Гриша смолк на полуслове, он смотрел то на рояль, то на свою жену. - Ты переоделась? Зачем? Гриша заметил, что на жене был одет длинный халат тёмно бордового цвета. - О чём ты? Я не понимаю твоих вопросов! Или это очередной приступ ревности? – Анна начала спускаться вниз. - Но минуту назад ты была в белом пеньюаре и чёрном платке! – Упрямо констатировал Гриша. - Минуту назад я спала в своей кровати в известной тебе ночной рубашке. Анна распахнула халат и продемонстрировала мужу короткую ночную рубашку из золотистого шёлка. - Этого достаточно? – Анна подошла к мужу и пытливо всмотрелась в его лицо. – Или ты намерен осмотреть и мою спальню? Я только не поняла, кого ты ищешь? Любовника или любовницу? - Прекрати, Анна! – Гриша дёрнул головой и потёр пальцами виски. – Меня разбудила музыка. Я спустился вниз и увидел, что ты сидишь за роялем. А потом, потом… Ты оказалась наверху! - Гриша, это не смешно! – Анна тяжко вздохнула и покачала головой. – Ты хоть смотрел на часы? Четыре часа утра! Я видела уже седьмой сон! Ты здоров? У тебя нет температуры? Анна потянулась рукой ко лбу Гриши, но он недовольно отстранился. - Ты хочешь сказать, что пять минут назад не ты играла вот на этом самом рояле? А свеча? Ты видишь – свеча зажжена! Кто её зажёг, если не ты? Привидение? Гриша ткнул рукой в сторону горевшей свечи. Анна спокойно взглянула на свечу и кивнула: - Успокойся, свечу зажигала я. Ты засел в кабинете, мне стало одиноко, нахлынули воспоминания, я села за рояль и зажгла свечу. Попробовала что-нибудь наиграть, но все этюды вылетели из головы. Уходя спать, видимо забыла задуть свечку. Вот и весь криминал. Это всё, мистер Эркюль Пуаро? Я могу вернуться в спальню? - Ещё несколько вопросов. – Гриша подозрительно прищурился. – Почему ты проснулась? Ведь тебя разбудила музыка? Ты слышала Бетховена? - Я слышала только тебя. – Анна развела руками. – Меня разбудили твои крики. Какая музыка, Гриша? Я ничего не слышала! - Анна, прекрати, не выставляй меня сумасшедшим! – Гриша продолжал упорствовать. – У меня ещё нет галлюцинаций! Пожалуйста, сядь за рояль и сыграй Бетховена. Ну, ты помнишь эту вещь – концерт для фортепиано… - Гриша, прекрати немедленно! – Твёрдо произнесла Анна. – Я не сяду за рояль! Что всё это значит? Ты в своём уме? Решил поиздеваться надо мной посреди ночи? – В голосе Анны появились плаксивые интонации. – Давай немедленно закончим этот разговор и забудем о нём! Возвращайся в кабинет, выпей успокоительного и ложись спать! - Выпить успокоительного? Отличная мысль! – Гриша неизвестно отчего обрадовался. – Подожди меня, я сейчас! Гриша взбежал по лестнице на второй этаж. Через минуту он выбежал из кабинета с флакончиком в руке. - Вот, выпей эту микстуру! – Гриша протянул Анне миниатюрную амфору. - Что это такое? И почему я должна это пить? Это что, успокоительные капли? Анна взяла из рук Гриши глиняный флакончик и с удивлением повертела его в руках. Откупорив пробку, она нюхнула содержимое и закашлялась. - Что это за гадость? Откуда ты взял это зелье? Оно пахнет мышиным помётом! - Не спрашивай, что это, просто выпей! – Гриша схватил Анну за руку и постарался поднести флакончик к её губам. – Это решит все наши проблемы, вернёт в нашу семью спокойствие и прежнюю любовь. - Да что с тобой, Гриша? – Анна пытливо смотрела в глаза мужа. – Ты обращался к знахаркам за приворотным зельем? Выброси эту гадость немедленно! Я не стану пить неизвестно кем настоянную отраву! Извини, Гриша, но это уже слишком! – Анна вернула пузырёк мужу. – Я ухожу спать! Советую и тебе последовать моему примеру. Тебе нужно отдохнуть. Ты не забыл – у тебя утреннее заседание Совета Директоров? - Откуда ты знаешь о заседании? Вопрос был настолько глупым, что Анна лишь покрутила пальцем у виска Гриши и повернулась, чтобы уйти. Ступив на лестницу, она всё же ответила на вопрос: - Если ты забыл – то пока я всё же являюсь твоей женой, Григорий Михайлович! Спокойной ночи! Проводив Анну тяжёлым взглядом, Гриша дождался, когда за ней захлопнется дверь. Услышав щелчок закрываемого изнутри замка, Гриша криво ухмыльнулся и процедил сквозь зубы: - Это ты верно заметила – пока моя жена! И дурачить себя я не позволю! Значит, ты отказалась пройти через «обряд жён, подозреваемых в измене»? Ничего, ничего, всё равно я получу ответы на все свои вопросы! И аз воздам! Все получат, что должно! Гриша ударил кулаком по клавишам рояля, задул свечу и, оглядевшись ещё раз, стал подниматься по лестнице на второй этаж. Он задерживался на каждой ступеньке, прислушивался к звукам и присматривался к теням. Но ничего примечательного для себя не обнаружил. Глава 15. Дальнейшая жизнь Анны разделилась на два мира. В первом были завтраки с мужем, домашние дела, езда по магазинам и посещение салонов красоты, поздние ужины. Отношения с Гришей начинали немного выравниваться, хотя прежней теплоты между ними уже не было. Гриша делал вид, что конфликт исчерпан и продолжал вести себя так, будто жизнь течёт по-прежнему гладко. Анна ему подыгрывала. Второй мир был только её. Это была её тайна, её секрет. В него она не пускала никого. Никого, кроме Льва Шапкина. Словом, это и был не её, а их мир: Анны и Льва Аркадьевича. Постепенно времяпрепровождение в обществе Шапкина начало казаться Анне настолько естественным, что она уже и не вспоминала то время, когда ей самой приходилось устраивать свой досуг, не рассчитывая, что муж сможет сделать перерыв в работе и уделит жене несколько часов для прогулки по парку или посещения показа мод. У Лёвы Шапкина не было ничего невозможного. Они могли сесть на его личный самолёт, перелететь в Вену, погулять в парке развлечений «Пратер» на берегу Дуная, попить знаменитого на весь мир кофе по-венски, а вечером вернуться в Москву. Незаметно для себя самой Анну начала увлекать такая «двойная» жизнь. У неё появилась тайна, а вместе с ней откуда-то из глубин души вырвался дух авантюризма, сумасбродства, доселе ей вовсе не свойственный. Она внезапно почувствовала себя юной, игривой девчонкой, сбегающей из дома от маминой опеки. Анна восприняла ухаживания Льва Аркадьевича как игру в измену. Как сладостно, как заманчиво чувствовать себя на грани бездны, дышать опасностью, балансировать на весах соблазна и здравомыслия, ощущать себя немножко блудницей, приближать тот миг, когда потребуется лишь одно - остановиться, не дать увлечь себя в пропасть греха. И наблюдать, следить за реакцией мужа, за его удивлёнными, ничего не понимающими глазами, который постепенно начинает замечать происходящие с тобой перемены! Как приятно ввергать мужа в задумчивость, когда он начинает гадать о причинах произошедших с женой изменений: «Дорогая, ты изменила причёску? У тебя новый стилист? Почему твои глаза горят огнём карибской страсти? Да ты ли это, дорогая? Тебя стало просто не узнать! Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, но в другую: необычную, непонятную, ускользающую, как лёгкое облачко в жаркий день». Анна вступила на дорогу опасной, но влекущей игры. Она изменилась, ей нравилась двойная жизнь - легальная и нелегальная. Днём она флиртует с Львом Аркадьевичем, а вечером следит за реакцией мужа, пытаясь заставить того ревновать. Самолёт Шапкина превратился в челнок, снующий между Москвой и столицами европейских государств. Анна придумала ритуал для их поездок: она загадывала, где бы ей хотелось сегодня побывать, что посмотреть, а Лев Аркадьевич по подсказкам угадывал город и исполнял её капризы. Их встречи происходили не слишком часто, примерно раз в неделю, но очень скоро Анна начала чувствовать, что ей хочется видеться с Шапкиным чаще, что она стала больше думать о нём и с трудом переносит разлуку в эти несколько дней. Ей было уютно, комфортно с этим мужчиной и Анна отбросила здравую мысль: чем всё это закончится? Она решила, что судьба, или рок сами всё расставят по своим местам. После Вены, Праги настал черёд Лондону, Риму, Милану, Берлину, Мюнхену, Мадриду. Это были удивительные, ни с чем не сравнимые однодневные поездки, когда времени хватало лишь на пешие прогулки по центру города, на чашку кофе в кафе, на покупку сувенира. Остался лишь один город, поездку в который так оттягивала Анна, чего-то подспудно боясь. Это был город страстей, любви, лёгкости, сумасбродства, авантюризма, приобретений и потерь. Город встреч, надежд, ошибок, а для многих просто город – мечта. Да, это был лукавый обманщик Париж, который всем хочется увидеть и умереть, а побывав в котором – хочется жить вечно, никуда оттуда не уезжая! Решение посетить Париж было принято Анной после отъезда Гриши на очередной симпозиум банкиров, проводившийся в «финансовой столице» Германии Франкфурте-на-Майне. Анна позвонила Льву Аркадьевичу и безо всяких недомолвок попросила его забронировать гостиницу в Париже на три дня. После секундной паузы, овладев собой и стараясь скрыть замешательство вместе с восторгом, Лев Аркадьевич спокойно ответил, что в отеле «Ритц» у него круглогодично зарезервирован пентхауз. Вечером того же дня Анна уже стояла на террасе парижского отеля, подставляя лицо под прохладу осеннего ветерка и задумчиво глядя на темнеющее французское небо, на котором пока ещё забыли зажечь звёзды. Твёрдые, ласковые руки легли на её плечи и повернули – сзади неслышно подошёл Лев Аркадьевич. Вглядевшись в лицо Анны, он поцеловал её губы и привлёк к себе. Потом отстранил на вытянутые руки, дав Анне несколько секунд на размышление. Даже сейчас, когда всё было заранее решено, Лев Аркадьевич по-джентльменски позволил Анне самой сделать выбор, который она и сделала: не оттолкнула, а прижалась к нему! Подхватив свою любовь на руки, Лев Аркадьевич перенёс Анну в спальню, на огромную кровать. Это было похоже на помешательство, на вирусную болезнь, которой заразились оба одновременно. Анна не понимала: где она, с кем она? Она лишь чувствовала, что счастлива. Под утро они, обессилевшие от ночных безумств, уснули вместе, с блаженными улыбками на счастливых лицах. Два последующих дня были похожи на первый: прогулки по городу, посещение музеев, выставок, отдых в кафе и ночи любви. Три дня пролетели как один вечер. Очнулась Анна уже в самолёте. Нет, она не спала и не была усыплена снотворным – просто наступило прозрение. Пелена влюблённости мгновенно спала и в голове прозвучал сакраментальный вопрос: «Что я натворила?» Комфортный реактивный лайнер возвращал их в Москву, вот только Анна не могла определиться: к какой жизни? Прежней или новой? Напротив Анны в удобном кожаном кресле расположился Лев Аркадьевич. Он дремал с детской улыбкой на усталом лице. Осторожно, чтобы не разбудить его, Анна поднялась со своего кресла и прошла в хвост самолёта, к туалетной комнате. Глава 16. Заперев за собой дверь и для чего-то открыв кран с горячей водой, подставив ладонь под мягкую струю, Анна взглянула на своё отражение в зеркале: «Теперь можно и поговорить». Отражение скривило губы и кивнуло - разговор намечался нелицеприятным. «Итак, начинай оправдываться. Первое слово за тобой». – Отражение приглашающе повело рукой. - Почему ты решила, что я начну с оправданий? - Анна удивлённо наклонила голову. «Ну как же, это ведь стандартная схема всех блудниц – сейчас ты начнёшь плести околесицу, что с тобой это приключилось впервые, что ты сама не понимаешь, как всё вышло? Просто какое-то наваждение, затмение разума и прочая, и прочая… Что, разве не так?» - Отражение с усмешкой ждало ответа. - Конечно, не так! То есть доля правды в твоих словах есть. Это действительно было наваждением, каким-то колдовством, словно меня опоили дурманным зельем. И потом, ты же знаешь, как мы, женщины, легко поддаёмся на провокации. «Не нужно обобщать. – Взгляд Отражения стал жёстким. – Отвечай только за себя – ты поддалась на провокацию». - Но у меня есть оправдания. «Отлично. Слушаю тебя внимательно». – Отражение подпёрло кулачком подбородок. - Да, да, понимаю, что я дрянь, стерва, недостойная женщина, но только ли я виновата в случившемся? А Гриша? Он что, совсем не при чём? Его вины в моём проступке нет? А вот и есть! Кто постоянно оставлял меня одну? Он! Вот и получается, что прежде, чем обвинять женщину в проступке, нужно начать с мужчины. Спросить его: «Всё ли ты сделал для счастья женщины?» И получить размытый ответ: «Я старался, я делал всё, что мог!» И после такого ответа ты решишься меня обвинять? Да, рядом со мной появился мужчина, который захотел сделать для меня всё, что Я хочу! Как тут устоять? «Браво, великолепная защитительная речь! – Отражение казалось искренне восхищённым. – Тогда позволь мне стать на сторону твоего мужа. А скажет он тебе примерно следующее: «Дорогая, когда-то я встретил чудную девушку: веселую, красивую, душевную, которую полюбил с первого взгляда и которая полюбила меня. Мы поженились и жили счастливо. Всё у нас было хорошо, всего было в избытке. Я много работал, она создавала уют в доме. Мы вместе проводили вечера, читали вслух книжки, рассказывали друг другу новости, болтали, дурачились и ложились в постель, чтобы каждую ночь уже не на словах показать, как сильно мы любим друг друга. И так продолжалось долгие годы, пока на безбрежном небосклоне семейной жизни не возникло облачко, сначала лёгкое, словно сотканное из шерсти альпийского барашка, а потом всё увеличивающееся, тяжелеющее, предвещающее грозу. Этим облачком была проблема, с которой сталкиваются некоторые семьи – у нас не было детей. Вроде бы никто в этом не был виноват, мы были здоровы, врачи недоумённо разводили руками – у вас всё должно получиться, вы молодые, пробуйте, но вслед нам вполголоса шушукались: «Наверное у этой пары сексуальная несовместимость. Им нужно или разводиться, или заводить роман на стороне, или усыновлять чужих детей». Для меня существовал лишь третий вариант – усыновление. Развод и романы я не рассматривал даже теоретически. Но жена, страдая от лишённости быть природной матерью, оттягивала момент и не принимала окончательного решения. Меня можно обвинить в том, что я не настаивал, не подталкивал её к этому сложному решению. Возможно, что из-за такого поведения у моей жены и сложилось впечатление, что я поставил на ней крест, что больше не связываю с этой женщиной своих надежд на получение наследника. Это полная чушь! Я любил и люблю свою жену вне зависимости от того, сможет она родить ребёнка или нет. Да, семья без детей – не полная семья, но если так распорядился Бог, то может и не стоит идти наперекор судьбе? Возможно, там, наверху, кто-то посчитал, что раз эти двое так сильно любят друг друга, то и не нужно ничего менять в их отношениях? Да, я вбил себе в голову, будто любой женщине отсутствие детей наносит сильную психологическую, душевную травму. Поэтому я и старался создать для жены тепличные условия, оградить её от всего того, что могло причинить ей боль: ограничил круг своего общения, перестал дружить семьями, приглашать в гости друзей, у которых есть дети. Сам того не желая я превратил наш дом в пустой, гулкий, холодный мавзолей, где действовали табу: не разговаривать о детях, не упоминать друзей, у которых подрастают ребятишки. Мне казалось, что жене так будет легче – если мы не говорим о проблеме, то её вроде бы и не существует. Но это оказалось трусостью и глупостью. Оберегая жену от мнимых фобий, я сам обрёк её на одиночество и спровоцировал зарождение многих комплексов. Постепенно наши пылкие чувства начали угасать, мы всё реже волновали друг друга, всё неохотнее ложились в постель для любви. В результате пропасть между нами начала увеличиваться. И вскоре мы начали жить каждый своей жизнью, хотя внешне и казалось, что у нас прежняя, счастливая семья. Случилось это после появления в доме домработницы, которую жена представила, как свою школьную подругу. С появлением этой женщины в доме всё явственнее начал ощущаться холод, даже страх того, что очень скоро в нашей семье произойдут какие-то неприятные изменения. Я отгонял от себя эти мысли, считая всё это своим больным воображением…» - Ну хватит, довольно! Что это за зефирно-мармеладную патоку ты здесь намешала? – Анна сжала губы и косо взглянула на Отражение. - Вылепила идеальный образ мужчины! Почему ты оправдываешь его, а меня втаптываешь в дерьмо, наглядно демонстрируя как низко я пала? Тоже мне, нашёлся святой великомученик: он и поймёт, и простит, и не упрекнёт! Откуда ты знаешь, что он там себе думает? Да, согласна, многое из того, что ты тут наплела, соответствует действительности. Последнее время мне не хотелось заниматься с ним любовью. Ну и что, я должна была это делать ради пресловутого супружеского долга? И к чему это он вспомнил о домработнице? Это была его идея – нанять её. Да, Галину в дом привела я, она моя подруга. Бывшая. Да и не подруга, а так, землячка. Какая разница – причём здесь она? Нагородил про холод в доме с её появлением, про предчувствия! Мне и самой страх как хочется от неё избавиться, да пока не могу, обстоятельства против этого. Но это совсем другая история, никак не связанная с моей изменой. Вот видишь, ты добилось своего, я сама призналась, что изменила мужу! «А что здесь признавать или не признавать – это голый факт, ты пополнила статистику прелюбодеяний. Именно так называется действие, совершённое тобой. Будучи замужней женщиной, ты спокойно улеглась в постель с посторонним мужчиной для удовлетворения своих похотливых наклонностей. Вот тебе мой совет: гульнула на стороне, отвела душу, побаловала тело и быстро домой, к Гришеньке. И чтобы никаких терзаний, никаких иллюзий – только домой! И с Лёвой пора разобраться, не оставлять ему бесплодных надежд, а то у него слюнки потекут, во вкус войдёт, станет требовать: хочу ещё и ещё, я влюбился, жить без тебя не могу, бросай мужа, выходи за меня. Отрубать сразу, как топором! А Грише наплетёшь, что ездила на эти три дня к себе на родину, навестить могилку бабушки, поклониться родной земле. Это так романтично и правдоподобно, что он и сомневаться не посмеет. Поцелуешь его нежно, вздохнёшь тяжко: «Боже мой, как я скучала все эти дни без тебя, как мне тебя не хватало!» И у вас снова совет да любовь». - Да что ты несёшь? За кого меня принимаешь? – Разозлилась Анна. – Смешиваешь меня с грязью, втаптываешь в землю? Я просила у тебя сочувствия, понимания, мне нужна была твоя поддержка, а ты разглагольствуешь как прокурор! Ты судишь меня, как рецидивиста, как безжалостного убийцу. Вот, вот, в твоих глазах я вижу укор, презрение и ничего более! А раз так, то я прекращаю эту экзекуцию и приказываю тебе замолчать. – Отражение отрицательно покачало головой. – Ах, ты не желаешь? Ну тогда берегись! Заткнись немедленно или я за себя… - Анна, у тебя всё в порядке? Почему ты кричишь? В дверь стучал обеспокоенный Лев Аркадьевич. Анна вздрогнула, ей казалось, что монологи звучат внутри неё, но оказывается она громко кричала. Вот только Анна не поняла, вслух была произнесена лишь последняя фраза или весь конфликт с отражением происходил в режиме словесного диалога? - Всё в порядке! Я сейчас выхожу. Анна взглянула в зеркало с озорным желанием показать язык своему отражению, но в испуге отшатнулась – в зеркале никого не было видно. На секунду зажмурившись от страха, Анна вновь взглянула в зеркало, но теперь оно было всё покрыто испариной от долго текущей горячей воды. Анна закрыла воду и торопливо вышла из туалета. Вернувшись в салон, Анна застала благостную картину: во все иллюминаторы левого борта радостно втекало утреннее солнце, спеша пожелать влюблённым доброго утра. За столиком колдовал Лев Аркадьевич, готовя напитки. - У тебя всё в порядке? Я проснулся, а тебя нет. Пошёл в туалетную комнату, слышу – ты кричишь? Тебя что-то испугало? - Нет, всё нормально. Я не кричала, а вскрикнула – вода оказалась слишком горячей. – Анна присела в кресло. - Держи. – Лев Аркадьевич протянул Анне бокал. – Сегодня такое чудесное утро, просто хочется петь. Давай что-нибудь напоём вместе? - Лёва… Лев Аркадьевич, нам нужно серьёзно поговорить. – Анна поставила бокал на стол, не притронувшись к напитку. - Вот это да! – Присвистнул удивлённый Лев Аркадьевич. – Мы что, снова на «вы»? К чему официоз? Ты меня пугаешь. - Подождите, Лев Аркадьевич, не перебивайте меня, разговор будет серьёзным. И неприятным для вас. Но я должна сразу всё расставить по своим местам. - Подожди, Анна, не трудись. Мне кажется, я всё понял. – Лев Аркадьевич тоже поставил недопитый бокал на столик. – Мы возвращаемся домой, отдых закончен, а вместе с ним и наш роман. Ты это хотела сказать? - Да, спасибо за помощь. Я прошу вас, Лев Аркадьевич понять меня правильно и принять всё так, как я скажу. То, что между нами произошло, было прекрасным, чудесным, увлекательным, но сном. Нам пора проснуться и зажить реальной жизнью. А в ней нет и не может быть места нашим отношениям. - Скажи… Скажите, Анна, я вас чем-нибудь обидел? - Нет, конечно же нет. Дело не в вас, точнее, не совсем в вас. – Анна задумалась. – Последнее время я жила с ощущением, что очень скоро в моей жизни должны произойти большие перемены, вот только не знала, с какой стороны их ждать? Это чувство тревоги передавалось и на наши с Гришей семейные отношения, они стали формальными, прохладными. - И тут на горизонте появился корабль, а на мостике я со спасательным кругом в руках? – Лев Аркадьевич нервно улыбнулся. - Ну зачем вы так, Лёва? - Извините, Анна, мне просто обидно. По-человечески обидно. Зачем я только выворачивался перед вами наружу? Рассказывал вам о своих чувствах, поверив, что они вам не безразличны. А вы просто использовали меня, чтобы выбраться из семейного кризиса? - Лев Аркадьевич, прошу вас, не добивайте меня. – Анна говорила просительным тоном. – Не бейте, как это называется у вас – ниже пояса? Дайте мне возможность всё объяснить… - Не трудитесь! Главное я понял – вы меня не любите. И для вас по-прежнему главным мужчиной в жизни остаётся Гриша. А моей любви на нас двоих явно будет недостаточно. Знаете, Анна, я пока не готов сказать вам со всей определённостью, что я буду делать дальше: добиваться вас несмотря ни на что, или попытаюсь забыть вас? Мне нужно подумать. Не нужно. – Лев Аркадьевич остановил рукой Анну, которая попыталась что-то сказать. – Давайте помолчим, чтобы не говорить пустых банальностей. В салон вошла стюардесса, мило улыбнулась и произнесла: - Наш самолёт начинает снижение, прошу вас пристегнуть ремни. Посадка в аэропорту «Шереметьево» через пятнадцать минут. Она забрала со столика бокалы и вышла из салона, задёрнув за собой дверную шторку. Самолёт клюнул носом и начал плавно снижаться. Лев Аркадьевич послушно застегнул ремень и откинулся в кресле. Он закрыл глаза, всем своим видом показывая Анне, что их разговор окончен. Анна некоторое время наблюдала за его лицом, потом, тяжело, но тихо вздохнув, отвернулась к иллюминатору. Глава 17. Через несколько дней по возвращении из Парижа, в доме Льва Аркадьевича произошло странное событие, заставившее его поволноваться и крепко призадуматься. Прислуга, развешивая по шкафам вещи хозяина, принесённые из химчистки, обнаружила в кармане пиджака, того самого, в котором Шапкин был в Париже, листок бумаги, сложенный вчетверо. Всё бы ничего, да уж больно затёртым, обветшалым оказался тот листок. Прислуга, Нина Петровна, бывшая учительница начальных классов, с большим трудом, по большому блату, получившая престижное и высокооплачиваемое место домработницы в доме олигарха, чуть не расплакалась! Поди теперь докажи, что ты проверяла карманы пиджака перед отправкой вещей в химчистку и этого листка в них точно не было! Ведь не поверят, скажут – не доглядела! А что, если это важный документ? Договор о многомиллионной сделке? А после химобработки в нём наверняка ни печати не разглядеть, ни подписи? И как этот чёртов листок в кармане завалялся? Ведь перед сдачей в химчистку она проверяла карманы? Или всё же прошляпила? Нина Петровна вспомнила, что, сдавая вещи, встретила свою коллегу, домработницу из особняка банкира Любарского, ну и покалякала с той немного. Всего-то парой фраз и перекинулись, минут на двадцать, не больше! Ну, перемыли, как водится, косточки скаредным хозяевам, вот и всё. А потом ещё минут на пятнадцать сбегала в универмаг, кофточку себе новую присмотрела. Так ведь всё это время за вещами присматривали всё та же Галка из дома Любарских. Нина Петровна кляла себя последними словами. Особенно её удручало то, что нашла она этот листок уже в доме. Да обнаружься он в химчистке или в машине, так и проблем бы не было – скомкал и выбросил! Никто не видел, значит и не было ничего! А в доме так поступить было опасно. Нина Петровна прекрасно знала, что кругом стоят камеры видеонаблюдения и бдительная охрана наверняка заприметила, что прислуга вынула из кармана пиджака хозяина какой-то листок. Если его опустить в карман своего халата или, скомкав, выбросить в урну, то вечером обязательно вызовут к начальнику охраны на беседу. А тот церемониться не станет – прилепит шпионаж в пользу конкурентов и выгонит взашей на улицу! С такой характеристикой к Рублёвке и на сто один километр не подпустят. Куда потом идти? Опять в школу, малолеткам сопливые носы подтирать? Нина Петровна, прикинув варианты, решила сдать себя в хозяйские руки. Пойти с повинной, со слезами на глазах, причём незамедлительно. Если повезёт и Шапкин будет в хорошем настроении, то буря может и миновать. Ну, а если… Такова уж она доля прислужная: можно пряник получить, а чаще всего оглоблей по хребту! В дверь кабинета Шапкина постучали. - Войдите! – Лев Аркадьевич сидел за массивным столом из красного дерева и читал газету. - Лев Аркадьевич, извините за беспокойство. – В дверь заглянула Нина Петровна. – Разрешите? – Шапкин, не глядя, кивнул. – Лев Аркадьевич, на милость вашу уповаю! Уж простите меня, слепую тетерю, не доглядела я! Принесла ваши вещи из химчистки, а в кармане пиджака обнаружился документ странный. Листочек ветхий, старенький, прямо в руках рассыпается. Ума не приложу, как я могла его проглядеть перед сдачей? - Что, какой документ? – Лев Аркадьевич недовольно взглянул на прислугу и протянул руку. – Я всегда проверяю карманы, прежде чем передать вещи вам и уверен, что в пиджаке ничего не было. Это что такое? – Взяв в руки листок, Лев Аркадьевич наморщил лоб и начал читать про себя. – Что за ерунда? А, что вы говорите? – Лев Аркадьевич оторвался от чтения. – Нет, не волнуйтесь, здесь ничего важного нет. Да нет же, я на вас не сержусь! Вы свободны, продолжайте работать. – Отпустил он прислугу. - Ничего не понимаю, что за шутки? Лев Аркадьевич положил листок на стол, разгладил его и ещё раз прочёл, теперь уже вслух: «Кто дал тебе право нарушать законы обрядовые? Ты решил, что тебе всё дозволено и всё сойдёт с рук? Не надейся! Вот заповеди, тобой преднамеренно нарушенные, по которым ты будешь отвечать перед судом Предков: Не прелюбодействуй. Не желай жены ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего. Ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни всего, что есть у ближнего твоего. Ты забыл о наказаниях за прелюбодеяния? Напоминаю: если кто будет прелюбодействовать с женой замужнею, если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего – да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка! Готовься к смерти, греховник. Тебя придадут казни трижды, за каждую ночь во грехе! Берегись, возмездие уже близко». Лев Аркадьевич невольно оглянулся на закрытую дверь. Он несколько раз прочитал написанный на листке текст, прежде чем смог что-то понять. Если это не шутка, а кто мог так глупо пошутить над таким человеком, как Шапкин? - то письмо содержало более чем прозрачные намёки и явную угрозу. Перечитав абзац о наказаниях, Лев Аркадьевич похолодел: из этих строк следовало, что наказаны будут оба, мужчина и женщина. Если под прелюбодеем можно было смело поставить его имя, то прелюбодейкой явно выступала Анна. Угроза нависла и над её головой? Но как письмо попало в карман его пиджака? Кто его подбросил? Если Лёва плохо проверил карманы после прилёта из Парижа, то вариантов набиралось много: сама Анна, стюардесса, прислуга, охрана, работники химчистки или кто-то ещё, сумевший незаметно подбросить письмо? Но если вычислить автора письма, то круг подозреваемых может существенно сузиться. Для Льва Аркадьевича сомнений не было: автором письма мог быть один человек - Григорий Любарский. Но для чего ему понадобился весь этот мистический антураж? Или таким образом он решил попугать Шапкина? Глупо. Возможно, узнав об измене жены, да ещё со своим злейшим противником, у Любарского случился нервный срыв? Тогда всё складывается: Гриша впал в ярость и решил, что наказание за измену не должно быть тривиальным - выстрел снайпера или килограмм тротила под машину, оно должно быть иезуитски жестоким. Отмщение должно соответствовать каждому дню, каждому часу наслаждения, проведённым Шапкиным в постели с Анной. Вот тогда кстати придутся и скрижали завета: это будет не бытовая месть, а гнев Божий! Он и позор смоет и под уголовное преследование не подведёт. Теперь Шапкин был уверен, что угрозы не пустой звук, а серьёзная игра, на которую решился взбешённый Любарский. Но кто мог сдать их? Анна сама всё рассказала Грише? Вряд ли! Зачем ей, зная взрывной характер мужа, класть голову в пасть разъярённого крокодила? Тем более, что роман был закончен по её желанию. Кто-то выследил их? Возможно. Но скорее всего, сам Гриша почувствовал своим звериным чутьём, что на его собственность покушаются варяги и принял меры. Нанял детектива? Что же делать? Первым желанием Шапкина было схватиться за телефон, набрать номер и предупредить Анну о полученном письме, об опасности, которая ей грозит, но Лев Аркадьевич переборол свой порыв. А что, если это всего лишь тонко организованная провокация и у Любарского нет никакого компромата на них? Что, если он всего лишь хочет проследить за реакцией Шапкина? Посмотреть, что тот предпримет? Выбросит письмо, как неудачную шутку или запаникует, начнёт искать встречи с Анной, звонить ей, тем самым загоняя себя в ловушку? Нет, торопиться в таких делах нельзя. Нужно всё хладнокровно обмозговать и поступить так, как не ожидает Любарский. А как он не ожидает? Лев Аркадьевич откинулся в кресле и прошептал, глядя на листок: - Что ж, Гриша, ты первым начал боевые действия. Не жди, что я буду сидеть сложа ручки и ждать, когда ты придёшь меня убивать! Я смогу защитить не только себя, но и Анну - не сомневайся. Ты уже сделал одну большую ошибку – предупредил меня. А я ошибаться не намерен! Теперь твой сон уже не будет спокойным. Я всегда был уверен, что нам двоим будет тесновато на этой земле, но извини, первенство ухода в мир теней я передаю тебе. Прощай! Ты сам во всём виноват! Лев Аркадьевич сложил листок и убрал его в стенной сейф. Продолжение следует... Источник Копирование и перепечатка произведения с сайта www.net-skuki.ru запрещены. Все авторские права на данное произведение принадлежат автору, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. |
|
|
| Комментарии: | |
