14 Май 2013
В постели с Палачом (главы 1-6)
В постели с Палачом
(главы 1-6)

Мистический триллер.

Автор: Ятокин Дмитрий Алексеевич.

г.Саратов.
2008г.

Глава 1. Древний Восток.

По ночному небосклону скользила одинокая яркая звезда. Двенадцать пар глаз заворожено следили за её полётом до тех пор, пока небесная странница не исчезла из виду.
- Это знак! Нам нужно торопиться!
Возле костра, в каменистой пустыне, кружком сидели двенадцать мужчин. Огненные отсветы высвечивали крепостные стены города Сихем . Старший из мужчин взглянул на самого младшего и произнёс:
- Говори, Иосиф, мы слушаем тебя. Зачем ты собрал нас здесь, на земле отца нашего?
Иосиф, одетый лучше других, в цветастый халат, встал.
- Сыны Якова, потомки Исаака и Авраама! Братья мои! Не я – Господь созвал нас здесь. После нашей последней встречи минуло сорок веков…
- Пролетели, словно сон! – Вздохнул Вениамин, сын Якова и Рахили.
- Будто вчера мы продали тебя в Египет, фараону. Помнишь, Иосиф? – Хитро усмехнулся Иуда, сын Якова и Лии.
- Такое не забывается. – Нахмурился Иосиф, но через секунду тряхнул головой. – Не отвлекайте меня, у нас очень мало времени. До рассвета мы должны придумать, как отвести беду, нависшую над родом, основанным достопочтенным Авраамом.
- Говори, мы слушаем тебя! – Поднял руку старший Рувим, и все перешёптывания между мужчинами сразу же стихли.
- Некто, чьё имя мы никогда не произносим, вновь пытается переписать не только историю создания мира, но и историю создания двенадцати колен Израиля. Нашу родословную, братья!
- Чепуха! – Вскрикнул один из братьев, Иссахор. – Как можно переписать то, что уже случилось? Только Господу под силу такое, но он не станет менять мир, созданный им самим!
- Не поминай всуе имя Господа нашего! – Прикрикнул на брата Рувим. – Он может сделать всё, что пожелает, даже истребить весь род человеческий!
- Типун тебе на язык, Рувим! – Иосиф укоризненно покачал головой и поднял вверх руки. – Да славится имя Господа! – Братья, все как один воздели руки к небу. - На этот раз изменить историю создания мира взялся Ламех.
- Потомок Каина? – Переспросил Рувим. – Этого рака ?
- Точно! – Иосиф нахмурился. – Ему всё неймётся! Никак этот братоубийца не хочет признаь, что род Авраамов пошёл не от него, старшего сына Адама, а от Сифа, подаренного Господом родителям нашим вместо убиенного Авеля. Теперь нет сомнений, что во времена всемирного Потопа, воспользовавшись паникой и суетой, на борт Ноева Ковчега скрытно проник потомок Каина – Ламех, да не один, а с женой своей – Циллой. С тех пор следы Ламеха отпечатывались везде, где творилось человеческая глупость: в Вавилоне, в Содоме, в Гоморре. Везде, где появлялся Ламех, он проповедовал свои заветы и убеждал горожан, что Цари Иудейские должны выбираться не из наших потомков, сынов Израиля, а из сынов прежде проклятого, но позже помилованного Господом рода Каина.
- Что за заветы придумал сын проклянца?
- Ламех по-своему толкует знамение, которым Господь осенил Каина прежде, чем изгнать его навсегда, после убийства Авеля. «И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его». В своих проповедях Ламех утверждает, что таким образом Господь не только снял с Каина проклятье, но и вернул ему право первородства, старшинства. Ламех требует восстановления исторической справедливости, смещения с трона всех царей, чей род произошёл от младшего сына Адама и Евы – Сифа. Он требует сжечь все письменные свидетельства первородства Авраама, как ложные. По утверждению Ламеха, Царями Израиля должны стать потомки Каина, а не семитские племена, рождённые Ноем после Потопа.
- Это что же получается? – Вскинулся Вениамин. – Нас, потомков Ноя, Сима, Авраама, Исаака и Якова будто и не существует? А Моисей, освободивший наш народ из рабства и отыскавший землю обетованную? Он станет потомком Каина? А праведник Лот? Его назовут племянником Ламеха? Не бывать этому! Нужно немедленно отыскать Ламеха и забить его камнями, как предателя Заветов Предков!
- Погоди, Вениамин, не горячись. – Рувим охладил пыл брата. – Нам нужно разобраться во всём прежде, чем мы вынесем смертный приговор этому болтуну. Кроме слов, он имеет какие-нибудь материальные доказательства?
- Ламех утверждает, что имеет! – Кивнул Иосиф. – Он ссылается на прото-скрижали Заветов, разрушенные в гневе Господом нашим. В них, якобы, утверждалось, что Господь заключил заветы с потомками Каина. И Моисей, выводивший наших соплемёнников из египетского рабства, был из племени каинанов.
- Полный бред! – Рувим развёл руками. – Нам всем доподлинно известно, что было записано в первых скрижалях. Этот Ламех – грязный лжец! Нам нужно как можно скорее вывести его на чистую воду, пока он не задурил головы простолюдинам.
- Всё не так просто! – Тяжко вздохнул Иосиф. – У меня есть сведения, что в тридцать восьмом временном пласту уже появилась подправленная книга «Бытия», в которой события представлены так, как их трактует Ламех. Если мы не успеем вмешаться, то все новозаветные книги будут строиться на утверждениях Ламеха. И уже не мы, сыны Израиля, выведем наш народ из рабства и создадим Иудейское Царство в земле обетованной, а потомки проклятого Господом Каина.
- Так чего же мы здесь обсуждаем? – Вновь вскинулся горячий Вениамин. – Нужно рассылать людей на поиски Ламеха, хватать его за ноги и тащить на суд Верховного Сангедрина! После решения Суда мы самолично сожжём этого лжеца!
- Есть ещё одна проблема. – Иосиф обвёл братьев взглядом. – У меня есть, хоть и противоречивые, сведения, что Ламех смог подкрепить свою болтовню, посеяв семена жизни. Если это так и семена взойдут, то есть родится потомок Ламеха – мы уже не сможем вмешиваться в изменения истории. Сила перейдёт на его сторону!
- Как это?
- Мои информаторы докладывают, что Ламеху удалось посеять своё семя в пятьдесят восьмом временном пласту .
- Пласт окончания исторического цикла! – Уточнил Рувим. – Этот подлец, видимо, решил подкорректировать нашу историю не от Сотворения Мира, а от конца Света?
- Вот именно! – Подтвердил Иосиф. – Если ему удастся в любом из временных пластов разыграть историю Каина по своему сценарию, то в исторической хронологии произойдёт сбой и мы лишимся всех доказательств того, что именно наш отец Яков боролся с Господом и получил от него имя – Израиль!
- Но для этого Ламеху придётся скрытно взрастить потомков Каина в пятьдесят восьмом временном пласту, в самом последнем от Сотворения Мира. Это очень трудная задача, практически невыполнимая!
- Увы, Рувим, но я вынужден огорчить тебя. – Иосиф грустно усмехнулся. – Пока мы ссорились друг с другом, мирились и соблюдали заветы Господа, этот прохиндей действовал по нашёптыванию Сатаны – подкупал, совращал, обманывал. И нашёл тех, кто согласен родить потомка Каина, хотя это и является тяжким грехом! Он очень хитер и изворотлив. У меня нет сомнений – Ламех уже действует и готовится нанести по нашей истории сокрушительный удар.
- Мы можем опередить его? – Рувим сдвинул брови к переносице. – У тебя есть данные по этим людям?
- Нет, мне пока не удалось выявить тех, кто помогает Ламеху и тех, кого он собирается использовать. Но я нашёл того, кто сможет нам помочь. – Иосиф кивнул в сторону.
Только теперь братья заметили, что метрах в пяти от костра мирно спал пожилой старец, завернувшийся в цветастый халат.
- Иосиф, ты хочешь вверить наше будущее в дрожащие руки этого старикашки? Который вряд ли помнит – кто он и что забыл на этой земле? – Захихикал Иуда. – И сколько же сиклей ты отвалил ему за непосильную для его плеч работу? Рувим, почему ты молчишь? Ты старший, ты должен решать!
- А ну всем молчать! – Вскипел Рувим и встал. – Вы уже однажды ввергли меня в смертный грех, подбили на продажу Иосифа в рабство - больше таких глупостей я не совершу. Иосиф – любимый сын нашего отца Якова, он самый умный из нас, ему и решать. Скажи, Иосиф, ты всё обдумал? Может, стоит найти другого проводника? Другого посвящённого в наши родовые тайны?
- Нет времени! – Отрезал Иосиф и тоже встал. – Я так решил! У старца мало сил, это верно. Но зато много мудрости и опыта. Да и хватка ростовщика сейчас нам только на руку!
- Да будет так! – Рувим вздел руки к небу. – И да поможет нам Господь! Не оставит нас! А сейчас – всем расходиться, заниматься делами. Старца разбудите поутру. Эй, а кто это там бегает?
Рувим всмотрелся в темноту, ему показалось, что рядышком мелькнула чья-то тень. Запалив факел, Рувим обошёл стоянку, но ни чьих следов обнаружить не смог.
- Мне показалось, что это наша сестра Дина. Или всё же – показалось? – С сомнением произнёс Рувим.
- Динка? Если эта вертихвостка подслушивала наш разговор, то завтра о проблемах рода Авраама станет болтать каждый Сихемский торговец! – Иосиф покачал головой. – Нужно предупредить балаболку, чтобы держала язык за зубами! Пошли, братья!
Двенадцать мужчин гуськом потянулись к городским стенам, оставив старца досыпать последние безмятежные часы у догорающего в ночи костра.

Глава 2. Наши дни.

Григорий Любарский никогда не верил в судьбу и всегда рассчитывал только на свои силы. На это у Гриши были причины. Рано оставшись без отца – Михаил Григорьевич умер, когда сынишке едва исполнилось пять лет, Гриша возложил всю ответственность за маму на свои детские плечи. С тех пор все решения Гриша принимал самостоятельно. Не стало исключением и решение о выборе спутницы жизни.
С Анной Лаванцовой Гриша познакомился уже будучи студентом престижной московской «Плехановки». В тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом их, тогдашних советских второкурсников, загнали в глухой колхоз Смоленской области. На танцах в сельском клубе Гриша сразу же выделил зеленоглазую бестию – несдержанно весёлую, по-детски игривую местную массовик-затейницу Аньку.
Та успевала всё: танцевать без устали со всеми, подменять музыкантов и даже что-то напевать в хрипатый микрофон. Гриша, большой знаток алгоритмов и интегралов, не верил в любовь с первого взгляда. Наверное, именно поэтому и втрескался по самые уши именно с этого, первого взгляда!
Потом были гулянья под луной, объяснения с местной шпаной, имевшей свои виды на «первую сельскую красавицу», фингалы, примочки и разговоры, разговоры… Гриша рассказывал о маме, школьной учительнице, которой пришлось воспитывать его без отца. Анна рассказывала о себе, о своей ещё более нелёгкой доле – отец сбежал от семьи, когда Анна с сестрёнкой были ещё грудными, мама от переживаний впала в депрессию, тронулась умом и пропала. Воспитанием сирот занималась бабушка.
Однако прошлое Анны не очень-то интересовало Гришу. Никогда ещё ему не было так хорошо! Его будто магнитом тянуло к Анне. Им, таким разным, было интересно друг с другом. Гриша буднично рассказывал о Москве, об институте, о предстоящей на следующий год поездке на стажировку в Америку. Он даже не пытался вскружить провинциальной девушке голову своим столичным апломбом. Анна охотно рассказывала, что учится в музыкальном училище по классу фортепиано и через два года уже сама станет учить детишек азам нотной грамоты.
Время летело быстро, колхозная «повинность» близилась к концу. Видимо почувствовав, что разлука предстоит долгая, возлюбленные потянулись друг к другу. Близость случилась в ту ночь, когда молодые решили встретить рассвет на берегу неширокой местной речушки. Для Гриши это был не первый опыт, а вот для Анны Гришаня стал первым мужчиной. И первой настоящей, взрослой любовью.
К сожалению, всё хорошее заканчивается очень быстро. Через две недели шумная студенческая ватага укатила в Москву, грызть теорию тогда ещё плановой социалистической экономики. Гриша приглашал Анну в Москву, она обещала приехать и звала на каникулы его. Оба обещали писать и клялись, что разлука будет недолгой, а любовь вечной.
Несмотря на заверения более опытных товарищей, что «колхозно-картошечная» любовь вянет после первой же сессии, Гриша не мог забыть девчушку с огромными зелёными глазами. Может, тому виной была безделица, так предусмотрительно подаренная Анной при расставании? Всего лишь небольшой камушек, обточенный речными волнами со всех сторон до блеска. С виду обыкновенный галечник, чёрного цвета с желтоватыми прожилками, размером со спичечную коробку.
Гришу сначала позабавило, с какой серьёзностью Анна передала ему свой подарок, сказав при этом, что в камушек заключена её любовь и этот гладкий, словно покрытый глазурью леденец будет не только напоминанием о ней, но и, одновременно, защитой, амулетом для Гриши. По словам Анны камень был фамильным оберегом, перешедшим ей в наследство от бабушки.
На прощанье Анна предупредила Гришу, что в камне заключена внеземная энергия, управлять которой могут лишь посвящённые в таинство люди. Таких было всего трое: бабушка Ани, она сама и тот человек, кого Анна полюбит. Если же камень случайно потеряется или намеренно попадёт в чужие руки, то он принесёт незаконному обладателю большие беды и страдания.
Грише стало немного не по себе от всей этой оккультистской чепухи. Про себя он подумал, что таким образом Анна пытается привлечь его, охмурить, убеждая, что камень нельзя терять, дарить и выбрасывать. С большой неохотой приняв камень, Гриша убедился лишь в одном – тот всегда был тёплым и даже зимой согревал.
Для Гриши это было удивительным открытием. До знакомства с Анной он был убеждён, что камни всегда холодят, а зимой так и вовсе от них веет стужей. Но этот камень был исключением. Может, и вправду Анька заколдовала камень, а через камень и его, Гришу? Как бы там ни было, но забыть девушку Гриша уже не мог.
Как ни крутила его жизнь, насыщенная новыми событиями, знакомствами, впечатлениями, соблазнами, но нет нет, да и попадался под руки камушек, согревал ладонь, будил воспоминания и поддерживал тлеющий глубоко в душе огонёк любви.
И хотя увидеться им пришлось не скоро, лишь по окончании Гришей института, но переписку они вели все годы разлуки. И Гриша уже начал сомневаться, что помогло сохранить зародившиеся в сердце чувства: действительно настоящая любовь или приворотный камень?
Не копаясь в себе, не оценивая, правильно он поступает или нет, отбросив прочь всегда присутствующие в голове расчёт и практичность, Гриша поступил так, как ему подсказывало сердце. Едва получив красный диплом и даже не обмыв его с сокурсниками и сокурсницами, очень их этим обидев, он помчался туда, где, как он почему-то надеялся, его ждали.
Гриша ехал не просто в гости, для себя он всё решил – сегодня же он сделает Анне предложение руки и сердца! Сердце готово было вырваться из груди, а руки Гриши были заняты сумкой с подарками и огромным букетом цветов.
Пока Гриша подбирал в уме нужные слова, ноги сами донесли его от автобусной остановки к знакомому дому. Перед садовой калиткой Гриша немного замешкался. Он поставил сумку прямо на землю и опустил руку в карман брюк, решив поднабраться смелости у амулета. Сжав камушек, Гриша тут же разжал ладонь – камушек был холодным, словно слепленный зимой снежок.
Не поверив ощущениям, Гриша предпринял ещё одну попытку, но результат был прежним – холод, ледяной холод. Разозлившись, Гриша сжал камушек уже двумя ладонями, ему хотелось передать амулету тепло своего тела. Ничего не помогало! Галечник оставался морозно холодным.
Ничего не понимающий Гриша вернул камень в карман и прошёлся вдоль улицы несколько раз вперёд и назад. Вновь остановившись у калитки, Гриша пальцами дотронулся до камушка – тот же холод!
«Что всё это значит? – Гриша не на шутку обеспокоился. - Выходит, камушек не рад встрече со своей бывшей хозяйкой? Или даёт подсказку, что нужно искать счастья в другом месте? Чушь! Так ты, Гриня, и по работе начнёшь советоваться с гадалками! А ну – не дрейфь! Шагом марш вперёд, к своей судьбе!»
Гриша подхватил сумку и толкнул от себя калитку, словно отбросил прочь все сомнения. Ему не терпелось увидеть ту, к которой он так долго стремился.

Глава 3.

Дверь дома отворила Анна. Одного взгляда в её глаза было достаточно, чтобы понять – это любовь, и любовь взаимная. За то время, пока они не виделись, а прошло без малого четыре года, Анна заметно изменилась: она стала серьёзней, в глазах уже не было того весёлого озорства, так понравившегося Грише, в них появилось больше грусти, жизненного опыта. Улыбка стала тише, мягче, спокойнее.
Это была Анна, но не Анька, когда-то создававшая вокруг себя вихрь, изменения погоды, магнитные аномалии. Но что тут говорить, они оба стали старше на четыре года. Восемнадцатилетняя девушка успела превратиться в двадцатидвухлетнюю молодую женщину, ждущую своего мужчину.
Проговорили весь день, до вечера, но остаться у неё на ночь Анна не позволила категорично. Пришлось разочарованному Грише второй раз за день трястись в автобусе, только теперь дорога уводила его обратно в Москву.
Всю дорогу Гриша ломал голову, почему Анна так поступила? Ведь для них всё было ясно: Гриша любил её и сразу же, как с обрыва в реку, предложил ей руку и сердце. Анна согласилась с радостью. Но ближе к вечеру в её поведении появилась какая-то нервозность. Она стала поминать о пресловутой деревенской этике, когда молодой незамужней девушке не пристало оставлять на ночь пусть и потенциального жениха.
Гриша поначалу опешил. Он не мог понять, отчего Анна боится пересудов после их близости на берегу реки, но решил не давить на девушку. Пообещав приехать после окончания всех формальностей с выпуском из института и забрать её в Москву, Гриша, буквально вытолканный за дверь, побрёл к автобусной станции. Не то, чтобы он был сильно расстроен, но всё же встреча получилась не совсем такой, о какой он мечтал.
Оставшееся время до Москвы Гриша, сидя в автобусном кресле, только и делал, что вспоминал и размышлял. Если он сам годы разлуки прожил предсказуемо, распланировано, то по письмам и из сегодняшнего разговора он знал, что в жизни Анны не всё было гладким и безоблачным. Её сестра ещё в восемьдесят пятом году уехала в Смоленск, вышла замуж, забеременела. Во время преждевременных родов сестра умерла вместе с ребёнком. Самой Анне пришлось бросить обучение в музыкальном училище и устроиться на работу в небольшую библиотеку, недалеко от дома, чтобы ухаживать за заболевшей бабушкой. Недавно Анна осталась совсем одна – полгода назад бабушка умерла. После таких печальных событий было неудивительно, что девушка внутренне сильно изменилась.

Последующие жизненные события раскручивались стремительно: Гришу, как одного из лучших выпускников Плехановского института деканат распределил на работу в Центральный Банк СССР, при этом прозрачно намекнув, что пора бы ему и о семье подумать.
Для Гриши совет старших коллег не стал непреодолимым препятствием для успешной карьеры. Напротив, для него всё было решено - тлевшие четыре года в душе чувства к одной единственной и неповторимой вспыхнули, как костёр в ночи.
Вскоре сыграли свадьбу: домашнюю, скромную, без помпезности. Были только родственники со стороны жениха. Любови Андреевне, маме Гриши, показалось странным, что на свадьбе не было не только никого из родственников Анны, но даже ни одной подруги с её стороны приглашено не было. Даже на церемонии в ЗАГСе свидетельницей со стороны невесты пришлось выступать одной из дальних родственниц Григория.
А молодого, влюблённого до беспамятства жениха ничто не могло смутить или озадачить. Он купался в океане своих чувств к Анне, ни на минуту не расставался с ней, даже не позволил подвыпившим гостям по давней традиции «украсть» невесту.
Но одна просьба жены всё же сильно озадачила, можно даже сказать, напугала витающего в облаках Гришу. Анна тактично, исподволь, попросив правильно её понять, предложила Грише обвенчаться в сельской церкви на её родине, у некоего отца Алексия, духовного наставника бабушки и Анны. Так, дескать, просила перед смертью бабушка, наказывая внучке уговорить мужа и обязательно исполнить её завет, во имя дальнейшей счастливой жизни их самих и их будущих поколений.
Гриша такой просьбы никак не ожидал! Да как это вообще возможно, чтобы он, на отлично сдавший госэкзамен по научному атеизму, работник Центробанка, готовящийся к поездке на стажировку в Америку, будет лобызать иконы, кружиться вокруг аналоя, повторять скороговоркой за ряженым «батюшкой» религиозную ахинею? И как только такое могло взбрести в голову его жены?
Гриша расстроился не на шутку. Получалось, что Анна ещё и верующая? Почему же до свадьбы молчала об этом? Боялась? И правильно делала! А теперь что, после свадьбы осмелела? Она что, совсем ничего не понимает, отстала от жизни в своей глухой деревушке?
Ничего такого вслух Гриша, конечно же, не прокричал. Он не стал сжимать кулаки и топать ногами. Зачем? Нужно взять себя в руки, успокоиться и доходчиво объяснить жене, что на такое экзотическое предложение Гриша своего согласия никогда не даст, пусть даже и не мечтает! Выслушав отказ, Анна обречённо, словно заранее зная исход, но всё равно на что-то надеясь - может, на Божью помощь? – согласилась с доводами Гриши и больше на эту тему разговор не заводила.
Не обращая внимания на печаль жены, считая это девичьей блажью, которая быстро улетучится, стоит лишь вырваться за границу, Гриша погрузился в хлопоты, возникшие перед длительной поездкой на другую часть света. Нужно было собрать документы, пройти медицинское обследование, сделать прививки, в том числе и в КГБ от государственной измены, узнать у друзей, что лучше вывезти из СССР, и что можно ввезти обратно, не рискуя попасть под «колпак» подозрения у спецслужб и пограничников.
И самое главное – как тайно вывезти и незаметно ввезти назад свой талисман, тёплый камушек, к которому Гриша уже прикипел всем телом и с которым не собирался расставаться. Привык, что ли к нему? Или действительно почувствовал, что не обычный это кусочек горной породы, что имеется в нём спрятанная сила, которая помогает и бережёт? Гриша старался особо не вникать в свои ощущения: камешек карман не тянет, а с тех пор, как оказался в руках – проблем в жизни стало гораздо меньше. И на том спасибо!

Глава 4.

С тех пор утекло много воды в реке жизни Гриши и Анны. Исчезла страна, в которой они родились и познакомились, появилась новая – Россия. Ветры перемен, бушующие на разломах бывшей империи, не задели лишь одного – чувств между Гришей и Анной. Казалось, что никакие жизненные невзгоды не могли даже слегка остудить их любовь.
Гриша днями пропадал на работе. В современной России не хватало высококлассных специалистов, банкиров, к генерации которых и относился Григорий Михайлович Любарский - тридцатилетний экономист, закончивший аспирантуру Плехановского института и несколько лет стажировавшийся в США.
Хотя Гриша и был сыном банкира, но фамильной династии не получилось. Его отец, хорошо известный в банковских кругах СССР Михаил Григорьевич Любарский, умер от рака лёгкого, когда сыну было всего пять лет, не успев передать ему практических знаний.
Однако фамилия всё же помогала и Григорий Михайлович споро зашагал вверх по карьерной лестнице. Приватизация дала умному, амбициозному Грише Любарскому шанс на самореализацию, и он решился на перемены: без сожаления покинул кресло чиновника Центробанка и пересел в дорогое кресло частного банкира.
Всё это время рядом с ним была его верная жена. Нет, она не стала его помощницей или компаньоном по бизнесу, её вполне устраивала роль домохозяйки, хранительницы их очага. Тем более, что вместе с постепенно богатеющей страной, банком, коллегами и друзьями - богатела и их семья, пусть и небольшая. И вот уже Любарские смогли себе позволить переехать из трёхкомнатной квартирки, в которой проживали вместе с мамой Гриши, Любовью Андреевной, в небольшой, но уютный особнячок на Рублёвском шоссе.
Позади остались лихие «девяностые» с кризисами и дефолтами. В двадцать первый век семья Любарских вступила уверенно, без видимых разногласий. Пока муж зарабатывал деньги, Анна справлялась с хозяйством сама, отвергая все слабые попытки Гриши «не позорить его перед соседями» и нанять таки домработницу. В шутку Анна даже просила мужа приплачивать ей за уборку особняка и готовку обедов, стараясь внести свой вклад не только в дело траты семейных денег, но и в процесс их экономии.
Кроме встречаемой в штыки идеи с наймом домработницы, была ещё одна запретная тема – Грише никак не удавалось уговорить жену побаловать его игрой на рояле, хотя бы в праздники, по большим торжествам. Не на публику, а для себя, для души. Гриша купил белый концертный «Август Фёстер», но Анна и слушать не хотела о музыке, ссылаясь на то, что уже давно забыла все произведения. Разучивать заново ей некогда, а позволить себе фальшивить, да ещё на рояле известного производителя – такого выпускница музыкального училища позволить себе не могла.
Огорчённый Гриша, помнивший те далёкие, клубные концерты на «картошке», обижался, сетовал на то, что его лишают права на удовольствие, крадут из его жизни классическую музыку, но настаивать не решался, понимая, что это бесполезно. В их семейной жизни Анна редко говорила ему «нет», но когда говорила – то это не было кокетством, а означало чёткий прямой отказ, без всяких этих женских штучек: «нет» как «да». Пришлось Грише ограничиться стереосистемой и компактдисками с записями оркестровой классики.
Постепенно весь «рублёвский» бомонд начал в открытую посмеиваться над «прижимистым» Григорием Михайловичем, который экономит даже на кухарке, заставляя собственную жену работать домработницей. В банковской «тусовке» сразу же поползли чёрные слухи, что Любарский переводит карманные деньги жене на отдельный счёт, да и брак у них начинает трещать по швам и скоро в книжных магазинах Москвы появится ещё один «рублёвский» бестселлер: «Как я столько лет терпела жмота-банкира!»
Последней каплей, переполнившей Гришино терпение, стало торжество, посвящённое очередной годовщине их свадьбы, устроенное в модном ресторане. Среди приглашённых в основном были коллеги Гриши, в том числе и с предыдущего места работы. К концу праздника к «бочке» поздравлений была добавлена ложка дёгтя. Сам заместитель Председателя Центробанка, бывший Гришин начальник, отвёл его в сторонку и зашептал, оглядываясь по сторонам:
- Григорий, ты меня извини, это, конечно ваше с супругой дело, но на правах старшего товарища, – похлопывание по плечу, – я просто обязан сказать тебе, что это уже перегиб! Многие, очень многие высокие люди, – тычок пальцем в потолок, – начинают поговаривать, что ты Гриша, чересчур оригинальничаешь, или даже пытаешься бросить вызов нашему сплочённому сообществу. Ты что, задумал отделиться от нас, стать лучше, ближе к народу? Я, как ты понимаешь, говорю о твоих патологиях к домработницам. Не нужно вычурностей, сынок, – начальник был старше Гриши лет на пятнадцать, но это «сынок» имело сейчас совсем иной, не отеческий, а субординационный подтекст, – будь проще, будь как все! Или ты забыл, что мы одна команда? Что ты вырос из нас, из наших бухгалтерских сатиновых нарукавников?
Гриша, прекрасно понимающий, что бывший шеф прав на все «сто», согласно кивал и тяжко вздыхал. Не то, чтобы праздник был испорчен, но нехороший осадок в душе Григория остался. Не желая в открытую давить на жену, Гриша стал подыскивать удобный случай для реформы домостроительного «кодекса».
И тут, как нельзя кстати, подвернулся чудесный случай: жена сдалась сама, без всякого давления. Анна сама попросила Гришу нанять домработницу. Тем более, что и кандидатура подходящая появилась: какая-то подруга, с которой они выросли в одной деревне, домовитая, не болтливая. Гриша не возражал, он даже обрадовался – наконец-то! Ему было абсолютно всё равно, кто она, эта домработница, откуда родом и с каким образованием. Самое главное, что теперь она будет! И он вновь станет таким, как все, он не будет выделяться. И это обстоятельство его только радовало.
Домработница, тихая, незаметная и услужливая, представленная хозяину как Галина Тихоновна, возрастом была примерно с Анну, правда, заметно состаренная жизнью. Галина, видимо пытаясь сознательно набавить себе годков двадцать, одевалась как тётки из советского общепита: в белый передник поверх пышных длинных юбок и цветастые кофты. Она старалась не попадаться лишний раз на глаза хозяину и разговаривала с ним односложно, всегда оканчивая разговор словом «хозяин»: «обед подавать, хозяин?»
Гриша несколько раз выговаривал жене, чтобы та занялась перевоспитанием домработницы, научила её хотя бы азам светских манер и столового этикета, но Анна лишь отмахивалась: «Пусть себе мудрует, лишь бы обеды готовила вкусные и дом содержала в чистоте». Гриша соглашался с женой, тем более его ли это дело – воспитывать домработниц?
Лишь одна черта в поведении нанятой недавно домработницы заставила Гришу на некоторое время напрячься и сделать некоторые не свойственные ему в домашней жизни распоряжения охране. Уж чересчур внимательной, прислушивающейся к их разговорам показалась ему новоявленная кухарка, всегда отводившая, прятавшая свои глаза.
Решив про себя, что новый, не проверенный человек в доме может представлять для их семьи потенциальную угрозу, Гриша отдал приказ начальнику своей охраны - установить в доме скрытное видеонаблюдение. Но не везде, конечно, а только в общественных местах: на кухне, в столовой, в коридорах, в гостиной, на террасе. Жене, естественно, Гриша ничего говорить не стал, зная, как она негативно отнесётся к этой инициативе.
Был ещё один момент, побудивший Гришу поступить именно так, и о котором он также не стал уведомлять ни жену, ни даже охрану. В день, когда в их доме появилась Галина Тихоновна, Гриша, переодеваясь ко сну, неосознанно зажал в руке свой талисман, чёрный галечник. Захотелось ему в конце дня стресс снять! Но не тут-то было – Гриша едва сжав, мгновенно выронил камень – тот оказался холодным, просто ледяным!
Ничего не понимая, Гриша осторожно поднял камень, но тот уже был обычным: тёплым, родным, успокаивающим. Что это было? И что могло значить? Предупреждение о чём-то? Намёк на то, что сегодня кто-то или что-то представляет для Гриши опасность? Может, амулет даёт Грише знак, подсказку, что нужно стать внимательнее, осторожнее? Но откуда ждать неприятностей? Если бы камень мог ещё и говорить! Но это уже было слишком! Так и до маниакального психоза рукой подать!
Загадочное происшествие с камнем очень быстро забылось. Поведение домработницы подозрений не вызывало, охрана несколько раз доложила Грише, что Галина ведёт себя обыденно: в хозяйских вещах не роется, ничего не крадёт, ни с кем в доме, кроме хозяйки, не общается, по телефону не разговаривает. В основном занимается лёгкой, видимой уборкой дома, готовкой скромного обеда для хозяйки и обстоятельного ужина на двоих. В свободное время забавляется просмотром сериалов, отдавая предпочтение бразильским. Вот и всё, что смогла выявить охрана.
Григорий Михайлович даже расстроился от такого «скучного» доклада: ничего не ворует, ничего не замышляет, ни в чём не замечена, придраться не к чему! Ну, не провокациями же ему заниматься, в конце то концов! Не подсылать же к домработнице агентов под видом влюблённых в неё садовника или сантехника, чтобы узнать её тайные мысли и желания. А вдруг и этот вариант провалится?
Да и опасался Гриша слишком явно приглядывать за домработницей. Чего доброго, Анна заметит установленную слежку и разнесёт мужа в пух и прах или, что ещё хуже, всплакнёт, всплеснёт руками: «Как же так, Гришенька? К нам в дом пришла женщина честная, с добрыми намерениями, а ты ей устроил проверку, как преступнице, как рецидивистке?» Нет, вынести слёз жены Гриша не мог!
Поразмыслив, Гриша решил не поддаваться на невесть что означавшие подсказки своего амулета и продолжать жить, как ни в чём не бывало. Видеонаблюдение от греха подальше было снято, ребята из охраны продолжали трудиться, приглядывая за всеми работниками, отрабатывая те немалые деньги, которые им платил Григорий Михайлович за свою безопасность.

Глава 5.

Гриша даже не мог предположить, как часто Анна кляла себя за то, невесть откуда нахлынувшее желание, благодаря которому в их доме и появилась домработница Галина. И чего ради понесло Анну на московский вещевой рынок? Что она, покупающая одежду в основном за границей, хотела найти на развалах китайского ширпотреба?
Может, она просто решила развлечься? Потолкаться среди людей? В тот день у Анны было тревожное предчувствие, плохое настроение, побаливала голова. Решив проветриться, Анна села в свою машину и поехала в Москву, но, задумавшись, так и закрутилась по МКАДу. Всё дальнейшее произошло само собой: задумавшись о своих житейских проблемах, Анна очнулась как раз у ворот рынка.
Двадцати минут на изучение местной экзотики Анне хватило с лихвой. Ей быстро надоели приставучие продавщицы, кричавшие в лицо: «Девушка, подходите, на вас есть всё, уступим», и усатые южные красавцы, оценивающие её фигуру совсем не ради определения размера одежды. Пробираясь к выходу, краем уха Анна услышала, как сзади кто-то громко закричал:
- Лиля, Лиля, да куда же ты? Подожди!
Кто-то из толпы бесцеремонно дёрнул Анну за руку:
- Девушка, это же вас зовут!
- Меня? – Анна недоумённо обернулась.
- Лиля, наконец-то! Ты что, не узнаёшь меня?
Анна заметила, что ей машет рукой одна из продавщиц, торгующая нижним бельём, сильно кого-то напоминающая, кого-то из далёкого детства?
- Простите, я вас не помню. Вы, наверное, ошиблись? Меня зовут не Лилей. – Извиняюще улыбнулась Анна.
- Я – ошиблась? Да ни в жизнь! Ой, точно, ошиблась! Это же ты, Анька! Как же вы с сестрёнкой похожи! Ну, никак меня не признаешь? Неужто я так изменилась за эти годы? А вот тебя я сразу узнала! Как увидала профиль, так и кольнуло меня – Лилька! То есть ты, Анна. – Затараторила продавщица.
- Галина? – Неуверенно произнесла Анна. – Ты?
- Ну, слава Богу, признала! А то я кричу, кричу. Ты сюда заходи, ко мне, за прилавок, чего там толкаться. – Анна прошла в торговую палатку. – Вот ведь, подруга, что время с женщинами делает, как лица меняет: ты меня не узнала, я тебя с сестрой перепутала. Да, годы, годы, бабьи слёзы! Хотя ты молодец, выглядишь отпадно, по столичному, тебе сорок ни за что не дашь. Ну, разве твою жизнь с моей сравнить? У тебя массажи, маникюры, ванны, прислуга, муж, а у меня – варикоз, радикулит, сигареты, рюмочки, чтоб зимой не замёрзнуть, пьяные грузчики, норовящие уложить прямо на тюки с товаром. Эх, рассказывать тошно! – Галина махнула рукой. - Давай лучше ты про себя, про красивую жизнь. Ты, болтают, на Рублёвке живёшь? Поди и не работаешь совсем? Или всё же отпрыскам олигархов музыку для души преподаёшь? Ой, как ты на пианино в юности играла, у меня прямо мурашки по коже до сих пор бегают! Муж, наверное, белый рояль подарил? Он у тебя как, не шибко жадный?
- Нет, у нас всё нормально. Живу, как все, не думай, что у меня совсем нет проблем. Ты извини, я тороплюсь, мне пора. Приятно было с тобой повидаться. Пока, ещё увидимся.
Анна дежурно улыбнулась и попыталась выйти из палатки.
- Ань, а ты на родине давно не была? – Схватила её за руку Галина. – Я ведь часто домой наезжаю, на кладбище хожу, родителей своих навещаю. И твоих не забываю, всегда цветочки бабуле кладу и сестрёнке твоей, царство им небесное.
- Что ты сказала? – Анна отдёрнула руку.
- Да ты чего разволновалась? Уж столько лет прошло. – Галина внимательно следила за лицом Анны. – А насчёт могилок ты не сомневайся, я их в порядке содержу: травку обрываю, цветочки сажаю. А чего – мне не трудно, да и по-христиански это, ближнему помочь. Кто в нашем бабьем положении ближе подруг? У тебя-то, я слыхивала, детишек тоже нет? Вот и я такая же, маетная. – Галина высморкалась в не свежий платочек. – Да чего нам прибедняться? Мы-то живые пока, а вот с сестрёнкой твоей какое горе вышло? Молоденькой такой умереть! Я прямо как вспомню – так в слёзы. – Галина вытерла глаза. – А ты чего ж их редко навещаешь, делов много? Тут вот ещё какое дело. – Галина понизила голос и придвинулась к Анне. – С месяц назад я пришла маманю свою проведать, ну и к твоим зашла - по пути. А на их могилках цветов живых, больше чем в цветочном магазине! Я ещё подумала, не Анька ли приезжала, со своим столичным размахом? А ежели не ты, то кто тогда такие деньжищи потратил?
- Ты что-то путаешь – родственников у нас нет, некому моих навещать. Зачем выдумала про цветы? Меня ужалить? И вообще, подруга, что-то слишком много вопросов ты стала задавать. – Голос Анны стал твёрдым, даже злым. – Раньше ты не была такой любопытной. Советую и сейчас поменьше распространяться, особенно про моих близких. Поняла?
- Да ты чего, Ань, обиделась чой ли? Я ведь только с тобой поделилась, как с подругой. – Залебезила Галина. – Ладно, не хочешь вспоминать прошлого, не стану напоминать. Ты бы мне лучше, эта, помогла по старой дружбе? С базара бы мне вырваться, мочи уже нет никакой, всё здоровье здесь положила! Может, кому из богатеев прислуга нужна или кухарка? Так ведь я в деревне выросла, я всё могу! А то, глядишь, и к себе пристроишь, под своё крылышко. И мне радость – и тебе спокойно, что не ляпну я лишнего про тебя где ни попадя, особливо о сестрёнке твоей, горемычной…
- Ты что, опять? Опять тебя понесло? – Анна понизила голос, почти до шипения. – Не поняла, что я тебе сказала? Неприятностей хочешь на свою голову?
- Да Господь с тобой, Аннушка. – Замахала руками Галина. – На что мне лишние проблемы, у меня своих выше головы, не захлебнуться бы. Я ведь не за себя - за тебя волнуюсь. Вдруг сболтну где лишнего? А сплетни по базару, как метлой пыль разгоняют, а там, глядишь – и до журналистских ушей долетит история. А уж если ты мне поможешь вырваться из этого болота – я тебе по гроб жизни обязана буду! Из меня клещами слова лишнего никто не вытащит, вот тебе крест. – Галина истово перекрестилась.
- Ладно, я подумаю. Может и удастся чем-нибудь тебе помочь. Но запомни одно: если хочешь работать у богатых – приучайся к немоте, как рыба. Всё, когда появится возможность, я тебе сообщу. Меня не ищи – я сама тебе позвоню, диктуй номер сотового.
Записав номер телефона, Анна, не попрощавшись, быстро ушла. Поглядев ей вслед, Галина окликнула соседку:
- Машунь, видала фифу?
- А то! От неё за километр Францией разит. Чего она забыла здесь, или мужик денег не даёт на «кутюр»?
- Эту мамзель сюда привела судьба. Она ведь, Машунь, подруга моя школьная. Бывшая, конечно. Сейчас замужем за денежным мешком, признавать вначале меня не хотела, рожу воротила!
- Вот стерва! А кто муж?
- Да какая разница! Главное, деньги не лопатой, а экскаватором загребат!
- Надо же! Ну как бабам удаётся так в жизни устроиться? Ведь это какой фарт нужно иметь, чтобы сначала к такому мужику в постель залезть, а потом умудриться из неё не вылезти! Так чего она хотела? Или по юности взгрустнуть захотелось?
- Бери выше – совесть у неё проснулась! Так что, Машка, присматривайся к моему товару, скоро не будет у тебя приятной соседки. Товар можешь за полцены взять, мне для подруги ничего не жалко.
- Ага, знаю я твои полцены – они мне дороже оптовой выйдут!
- Да ладно тебе лаяться, Машунь! Давай сегодня палатки пораньше закроем, я хочу в кафешке гульнуть, обмыть мой последний день на этом рынке!
- Да ты куда понеслась, Галк! Может, и не выгорит ещё? Может, фифуля эта только языком болтать горазда, а после кинет тебя?
- Нет, Машунь, чует моё сердце, просто музыкой поёт – настал конец моим мучениям, пришёл и мой черёд пожить красиво, от пуза! Завтра я на точку не выйду, нужно будет домой съездить, повстречаться кое с кем, поделиться приятными новостями. Да и совет испросить не помешает, как жить дальше. Давай, закругляйся, пошли принимать успокоительное, я угощаю!

И действительно, Галина не ошиблась – через несколько дней ей позвонила Анна и назначила встречу, после которой в доме Любарских появилась столь желанная для статуса Гриши домработница. Первое время Галина старалась вести себя тихо, не попадаться на глаза строгому хозяину и не нервировать хозяйку, которая внимательно к ней присматривалась.
Но терпеливая Галина прошла через все испытания, будто сама судьба благоволила ей. Она сделала всё от неё зависящее, чтобы втереться в доверие к хозяевам и охране, слиться с интерьером дома, стать неотъемлемой частью семьи Любарских, как предмет мебели, который замечают лишь тогда, когда он требуется хозяевам.
И в день, когда Григорий Любарский отдал охране приказ о снятии видеонаблюдения, каким-то звериным чутьём почувствовав об отступившей опасности, Галина, дождавшись ухода хозяев из дома, сняла трубку телефона.
- Это я! Да, всё нормально, проверка закончена. Нет, никто ничего не заподозрил, можно начинать. Мне не терпится увидеть, как они умоются слезами! Всё, больше разговаривать не могу, подробности при встрече.

Глава 6.

Семейный небосклон Анны и Гриши, доселе чистый, бездонный, радующий глаз, начал постепенно затягиваться кучевыми облачками, предвестниками скорой бури. Многие проблемы начинаются со случайностей. На празднование Дня России вся российская элита была приглашена в Кремль. Среди приглашённых, конечно же, были и Гриша с Анной.
После официальной части Гришу подхватил корпоративный кружок банковских воротил - наискучнейших, но богатейших людей России. Анна, с бокалом шампанского в руке, в одиночестве осматривала Кремлёвский зал. Её внимание привлёк отдельно стоявший мужчина, одетый вопреки протоколу в джинсы и пиджак. Присмотревшись, Анна узнала «волнорез» - это был Шапкин Лев Аркадьевич, молодой олигарх, набирающий силу хозяйственник, метивший в кресло Сенатора от одного из процветающих нефтью и газом регионов Росиии. Заметив взгляд Анны, Шапкин дежурно улыбнулся и направился прямиком к ней.
- Здравствуйте, Анна Ивановна! – Шапкин улыбался уже другой, тёплой улыбкой.
- Здравствуйте. Но мы ведь с вами не знакомы? – Удивилась Анна такому вниманию.
- Заочно знакомы. Можно сказать, у вас шапочное знакомство с самим Шапкиным. – Анна рассмеялась шутке. – Вы знакомы с моей матушкой, а я по её рассказам хорошо знаком с вами. Ася Абрамовна Глинская - преподавала вам музыку. До сих пор моя мама утверждает, что вы самая талантливая из всех её учениц. Я очень кстати вас встретил – матушка неоднократно просила при встрече передать вам поклон, - Шапкин театрально поклонился, - и напомнить, что негоже забывать старых учителей.
- Вот как? Ася Абрамовна – ваша мама? – Было видно, что Анна удивилась, но вовсе не обрадовалась этому известию.
- Да, это так. Фамилия мне досталась от папы. – Лев Аркадьевич, похоже, не заметил смущения Анны, или сделал вид, что не заметил. – Матушка мне много рассказывала о вас. И всё в превосходных степенях! Признаюсь без лукавства, очень хотелось познакомиться с вами лично.
- Я рада, что ваша мечта осуществилась. – Анна, видимо мечтавшая совсем о другом, напряжённо огляделась.
Гриша, заметив, что его супруга беседует с хорошо известным ему господином Шапкиным, считавшимся в российской элите крупным предпринимателем и беспринципным человеком, поспешил ей на помощь. Гриша не мог понять, с чего этот Демон, как за глаза шёпотом называли Шапкина за его пристрастие к чёрному цвету, о чём-то мило беседовал с его женой? Точнее, милым был один только Шапкин, а Анна, напряжённо слушавшая его разглагольствования, казалась беспомощной, безвольной жертвой, попавшей в поле зрения удава-убийцы. Решив вмешаться, Гриша извинился перед коллегами и подошёл к жене, бесцеремонно отодвинув от неё Шапкина.
- Дорогая, у тебя всё в порядке?
- Да, теперь всё в порядке. – Натянуто улыбнулась Анна и ухватилась за руку мужа. – Здесь очень душно.
- Ты права, в обществе господина Шапкина всегда бывает душно. Отчего бы это, любезный Лев Аркадьевич?
- Надо полагать, вы со мной поздоровались? И вам не хворать! А вы всё такой же, Григорий Михайлович, шутник и острослов! И как вам удаётся с такими талантами оставаться до сих пор на свободе?
- Не волнуйся, дорогая. – Гриша погладил руку жены, которая при последних словах Шапкина напряглась. – Это у Льва Аркадьевича такой специфический юмор. Так обычно шутят милиционеры или рецидивисты. Вы, Лев Аркадьевич, надеюсь не милиционер?
- Ха-ха, очень смешно! А я вот, между прочим, развлекал вашу жену, пока вы вели скучнейшие разговоры о деньгах. И, между прочим, у нас с Анной Ивановной обнаружились общие знакомые. Как тесен мир, никогда не знаешь, где встретишь земляка: за границей, в Москве, или как мы, прямо в Кремле.
- А вы что, земляки? – Удивился Гриша.
- Господин Шапкин преувеличивает, дорогой. Он, как оказалось, любит всё преувеличивать. – Анна сделала ударение на слове «всё».
- Это точно. – Гриша рассмеялся. – Даже собственное значение и влияние он сильно преувеличивает.
- Напрасно вы так, Григорий Михайлович. – Показно обиделся Шапкин. – Меня обидеть может всякий. Да, я с красными дипломами институтов не кончал, и в Америке мальчиком на побегушках у ихних банкиров не крутился. Но ведь я и именую себя иначе – не банкир, а предприниматель. Я всего в жизни добиваюсь сам, без подсказок дядюшки Сэма.
- Это хорошо, что без подсказок. – Гриша сжал кулаки. - А не пошёл бы ты, Лёва…
- Не нужно называть адрес, Григорий Михайлович! Я, как истинный россиянин его хорошо знаю. И кулаки сжимать тоже не нужно, не портите впечатления окружающих о вас, как о приличном человеке. Извините, Анна Ивановна, но я вынужден откланяться. Не хочу ставить вас в неловкое положение.
Лев Аркадьевич действительно раскланялся и тут же, едва успев сделать шаг в сторону, был подхвачен под руку проходящим мимо заместителем министра финансов, о чём-то сразу горячо зашептавшим ему на ушко. Григорий Михайлович брезгливо проводил взглядом Шапкина и огляделся – нет ли где урны? Так хотелось сплюнуть после неприятной беседы. Урны поблизости не оказалось, а плевать на начищенный до зеркального блеска паркет не рискнул даже Гриша Любарский.
- А не сделать ли нам отсюда ноги, дорогая? По старинке, как интеллигентные люди – тихо, мирно, незаметно, ни с кем не попрощавшись?
- Я – за!
И Гриша с Анной принялись пробираться к выходу, на ходу раскланиваясь со знакомыми, мило улыбаясь прессе. Гриша сразу же забыл о стычке с Шапкиным, такие «обмены любезностями» с конкурентами у него случались часто. А вот Анну, наоборот, случайный разговор с Шапкиным заинтересовал и заставил надолго задуматься.
Перед тем, как Гриша бесцеремонно оттолкнул от своей жены Шапкина, Лёва успел всучить Анне свою визитную карточку. Анна не успела отказаться и незаметно для мужа опустила визитку в свою сумочку.
Через неделю в доме Анны раздался звонок и всё тот же, уверенный, слегка развязный Шапкин манерно поздоровался с ней.
- Здравствуйте, драгоценнейшая Анна Ивановна. Это вас беспокоит Лёва, ваш земляк по маме.
- Здравствуйте, Лев Аркадьевич. Чем обязана?
- Как вы со мной официально! Я даже растерялся и забыл, чего хотел.
- Ну, раз забыли, то была рада вас услышать и всего доброго? – Анна не была расположена к разговору с Шапкиным.
- Нет, нет, я вспомнил. Мама кланяется вам и просит об одолжении – навестить старую учительницу. Если вы соблаговолите. – Повисла пауза. Шапкин первым прервал её и шутливо продолжил. – Уж не откажите старушке в такой малости, уважьте! Очень она хочет с вами встретиться, поговорить.
- О чём? – Почему-то напряглась Анна.
- Я не знаю. – Растерялся Шапкин. – Наверное, о музыке, о ваших общих знакомых. Моя матушка сильно хворала в последнее время, сейчас почти ничего не видит, но вот напевает постоянно. Мы с вами теперь почти соседи, я недавно купил домик на Рублёвке, недалеко от вас. Дороговато, конечно, но статус обязывает. – Притворно вздохнул Лев Аркадьевич. – Если вам не с руки, то может быть вы пригласите меня с матушкой к вам в гости? По-соседски, так сказать.
- А у вас есть рояль? – Неожиданно спросила Анна.
- Рояль? Вы меня поставили в неловкое положение – рояля нет. Матушка уже играть не может, а мне он и на… То есть, совсем не нужен. – Шапкин начал оправдываться, как провинившийся школьник. – Но если для вашего согласия нужен рояль – мне его завтра же доставят. Назовите марку, цвет и что там ещё?
- Нет, рояль покупать не нужно. – Неожиданно резко ответила Анна. – Передайте Асе Абрамовне, я сама к ней зайду. На днях.
- Хорошо, хорошо, как вам будет угодно. Вы позвоните мне предварительно, я предупрежу охрану. – Лев Аркадьевич счёл нужным закруглить разговор. – Кстати, вы ещё не были на выставке авангардистов? Дерзну и посоветую – сходите обязательно! Ведь вы практически профессионал в этом вопросе? Пригласительный билет на ваше имя уже находится у администратора выставки.
Изумлённая Анна не успела ответить, как Шапкин повесил трубку.

Продолжение следует...


Источник

Копирование и перепечатка произведения с сайта www.net-skuki.ru запрещены. Все авторские права на данное произведение принадлежат автору, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.
Категория: Рассказы | Просмотров: 897 | | Рейтинг: 0.0/0

Смотреть ещё
   Комментарии:
idth="100%" cellspacing="1" cellpadding="2" class="commTable">
Имя *: Email:
Код *: