14 Май 2013 В постели с Палачом (главы 29-37) |
В постели с Палачом (главы 29-37) Мистический триллер. Автор:Ятокин Дмитрий Алексеевич. г.Саратов. 2008г. Глава 29. Вернувшись поздним вечером в пустой дом, переодевшись и сообщив домработнице, что ужинать не будет, Гриша заперся в своём кабинете. Достав из сейфа странные письма «доброжелателя», флакончик с неизвестным раствором, именуемый «горькой водой», Гриша разложил все «вещдоки» на своём рабочем столе. В центре лежал журнал «Высший свет» с репортажем «об отношениях светского Льва со своей любовницей, светской львицей Анной, у которых совсем скоро появится «светский львёнок». Гриша хмыкнул: просто какой-то звериный прайд получается! Счастливая львиная семья! Телефонный звонок заставил Гришу вздрогнуть. Взглянув на дисплей, Гриша по высветившемуся номеру определил, что звонит Анна, но сразу отвечать не стал. Он помедлил несколько секунд, всмотрелся в лицо жены, запечатлённое на журнальном фотоснимке: счастливое, игривое, улыбающееся! Вот только не ему, Грише, а этому подонку Шапкину! - Да, Анна, слушаю тебя. – Гриша хмурился и говорил отрывисто. - Здравствуйте! Это Григорий Михайлович Любарский? - Да, это я! Кто говорит? - Это из роддома. Вам нужно срочно приехать к нам. Возникли осложнения и у вашей жены начались схватки. Не исключены скорые роды. - Что вы такое говорите? Какие осложнения? – Гриша внезапно разозлился. - Только сегодня врач сказал мне, что в вашем роддоме не может быть никаких осложнений! Да и роды должны начаться не раньше, чем через неделю. Что там у вас происходит, чёрт побери? - Понимаете, у вашей жены произошёл нервный срыв. – Терпеливо объясняла женщина. - Такое часто случается у рожениц, особенно у позднородящих. Сюда нужно добавить ещё и психологические факторы: эти роды для вашей жены – первые, ваша супруга - сирота, в период беременности она не получала материнской поддержки. Да и неприятности в семейной жизни… - Какие ещё неприятности? – Гришу больно кольнуло последнее замечание. Выходит, Анна уже успела рассказать всему медперсоналу об их разногласиях? – Вы лучше скажите, что происходит с моей женой? Как она себя чувствует? - Сейчас её состояние удовлетворительное. У неё начались схватки, но пока они редкие, паузы между сокращениями до пятнадцати минут. Плохо то, что имеются усугубляющие факторы: ваша жена очень беспокойна, у неё резко повысилась частота сердечных сокращений, её парализует страх и начались галлюцинации… - Что? У Анны галлюцинации? – Гриша почувствовал, что задыхается. - Вот именно! Ваша жена практически бредит и утверждает, что она видит саму себя, только юную, восемнадцатилетнюю. Понимаете, у неё начальная стадия раздвоения личности, могущая перерасти в психоз. Роженица всерьёз утверждает, что к ней в палату вошла девушка, в которой она узнала саму себя, и эта девушка якобы предрекла ей смерть во время родов. Вы не можете предположить, что всё это значит? - Милая девушка, сейчас не очень подходящее время для предположений. Одно я могу предположить с уверенностью – в вашем роддоме царит бардак и я с этим скоро покончу! Я буду в Вязьме через два с половиной часа, до этого срока моя жена не родит? - Нет, что вы! – Рассмеялась невидимая собеседница. – У впервые родящих женщин роды длятся до двенадцати часов. Наш главврач уверен, что рождение произойдёт не раньше утра. - Хорошо, что ваш главврач хоть в чём-то уверен. И вот что, доктор! Вашему главврачу нужно молить Бога, чтобы с моей женой и… ребёнком ничего плохого не случилось. Понятно? Иначе я разнесу весь роддом вместе с вашим спонсором. Это вам понятно? – Гриша кричал в трубку, его душила ярость. – Запомните и передайте мои слова главврачу! Это сказал я, Григорий Любарский! Гриша отключил телефон и сразу же нажал кнопку вызова охраны. Дежурный ответил немедленно. - Слушаем вас, Григорий Михайлович. - Мне срочно нужна машина для поездки в Вязьму. Джип сопровождения не нужен. - Что-то случилось, Григорий Михайлович? - У жены, кажется, начались роды. - Понял вас, Григорий Михайлович. Машина будет готова через десять минут. С охраной. Гриша, поморщившись от этой навязчивости, поспешно начал собираться. Он напрочь забыл о том, что на столе остались лежать письма «ветхозаветного доброжелателя» и пузырёк с «горькой водой». Глава 30. В кабинете главврача собрался консилиум: дежурный врач-акушер, анестезиолог, реаниматолог, акушерка. Анамнез; озвучивала врач–акушер, Яковлевич Диана Григорьевна: - В 23.35 состояние роженицы Любарской резко ухудшилось. На фоне развивающегося предродового психоза возникло усиление родовой деятельности, появились опасения преждевременных родов. Общее состояние роженицы также вызывает беспокойство: резко возросло артериальное давление, увеличилась частота сердечных сокращений. Плюс к этому потливость, частые смены психологических фаз от депрессивной до маниакальной возбуждённости, переходящей в галлюцинации… - А что ей видится? – Удивился анестезиолог. - Роженица утверждает, что к ней в палату вошла она сама, Анна Любарская. Только не взрослая, а восемнадцатилетняя и будто бы предрекла ей мучительную смерть во время родов. - Да, от таких предсказаний я сам бы разродился двойней. – Неудачно пошутил реаниматолог. Главврач строго взглянул на него: - Не до шуток. А как она смогла определить, что к ней явилось именно восемнадцатилетнее привидение? Главврач Яков Моисеевич, неизвестно почему не ушедший в эту ночь домой, сильно раскрасневшийся от выпитого за день коньяка, задумчиво потёр подбородок. - Я не знаю, Яков Моисеевич. Врач-акушер, молодая, контрастная – красивая и одновременно отталкивающе холодная женщина с зелёными глазами и собранными сзади в пучок волосами цвета маренго, раздражённо пожала плечами. - Какая в сущности разница, что мерещится этой невротичке? Главное, чтобы поскорее приехал её муж и подписал уведомление, что он предупреждён о последствиях преждевременных родов и о том, что возможен летальный исход роженицы или ребёнка. - Или обоих вместе. – Вздохнул реаниматолог. - Вот именно! Не дай Бог он опоздает или откажется подписывать, нас потом по судам затаскают! Не отмоемся. - Говорят, этот Любарский крупный воротила с прескверным характером. Если верить «жёлтой» прессе, он подозревает жену в наставлении ему рогов и считает, что будущий ребёнок вовсе не от него, а от другого мужчины, его злейшего врага. – Авторитетно заявил анестезиолог Николай, успевший утром лично познакомиться с Любарским. - Тут вольно или не вольно задумаешься - кого спасать, если возникнут осложнения: жену, ребёнка, обоих или никого? Страшно даже представить, что он попытается сделать с нами, если мы его разозлим? – Тяжко вздохнул анестезиолог. - Прекратите пустую болтовню. – Стукнул ладонью по столу главврач. – Не забывайте, мы давали клятву Гиппократа, а не присягу на верность банкирам. Будем делать своё дело, а там – как Господь решит. – Навроцкий воздел глаза к потолку. – Хотя я сам ежеминутно кляну судьбу, которая привела в наш роддом этих Любарских. Ох, чуют мои больные печёнка и селезёнка – добром эти роды не закончатся. Павел Иванович, - обратился Навроцкий к реаниматологу, - готовьте на всякий случай реанимационную палату. - В нашем деле готовиться заранее – плохая примета, обязательно сбудется. – Покачал головой врач-реаниматолог, спокойный, не суетливый мужчина. - Довольно пугать нас суевериями. – Врач-акушер резко прервала коллегу. – Вам главврач даёт указания – значит исполняйте. Яков Моисеевич, разрешите акушерке уйти – ей пора сменить дежурящую у Любарской. Мы сделали роженице внутримышечный укол партусистена, для снижения сократительной активности матки, и успокоительное. Но моё сердце всё равно не на месте - в любой момент могут начаться роды, а там… - Правильно, Диана Григорьевна! Давайте расходиться по рабочим местам, а то мы прозаседались совсем. За работу, друзья, и да поможет нам Бог. – Главврач развёл руками, выпроваживая подчинённых. Но дверь кабинета распахнулась прежде, чем к ней подошли врачи – вбежала испуганная акушерка: - Яков Моисеевич, у этой роженицы, банкирши, состояние ухудшается! Успокоительные и снижающие сократительную активность препараты не помогли – схватки участились! Роженица пребывает в каком-то бредовом состоянии, постоянно призывает на помощь то сестру, то бабушку, то самого Господа. Что делать? И ещё это, - акушерка махнула рукой назад, - приехал её муженёк со взводом охраны, требует вас. - Вот и началось. – Главврач побледнел. – Доставляйте роженицу в родовую, будем стимулировать роды. Я сам буду их принимать. А вы, Диана Григорьевна, - почти просяще обратился он к врачу-акушерке, - побеседуйте с Любарским, успокойте его, тактично объясните ситуацию. Нам сейчас ещё один параноик в роддоме не нужен, достаточно роженицы с её привидениями. - Понятно, Яков Моисеевич! – Диана Григорьевна криво улыбнулась. - Опять на амбразуру, под пули головорезов банкира должна бросаться хрупкая женщина в белом халате, а храбрые, сильные, смелые мужчины-врачи найдут себе более достойное применение – приём родов! - Славой сосчитаемся после, если живы останемся. – Навроцкий притворно вздохнул и встал из-за стола. – Как только усмирите этого мифического Самсона, сразу возвращайтесь в родовую. Нам и там потребуется ваша помощь, Далила вы наша! Переглянувшись между собой, поощрительно улыбнувшись Диане Григорьевне, врачи стайкой потянулись на второй этаж, в родовую комнату. Диана Григорьевна, надев на голову белоснежный колпак, критически осмотрев себя в зеркале и пощипав за щёки, отправилась в другую сторону, в вестибюль. На встречу с Григорием Любарским, с которым она уже давно мечтала познакомиться лично. Глава 31. Гриша нервными шагами мерил пространство вестибюля. Он уже прошёлся вперёд и назад, теперь его путь лежал по диагонали. Круто развернувшись на каблуках лакированных туфель, Гриша вздрогнул - перед ним стояла женщина в белом халате, пристально за ним наблюдавшая. - Наконец-то хоть одна живая душа появилась в этом чёртовом роддоме. Где главврач? Мне нужно с ним срочно переговорить! – Гриша подумал, что перед ним стоит медсестра. - Яков Моисеевич сейчас занят, но вы можете поговорить со мной. - Что? Он занят? Да вы что, милочка, не понимаете, кто к вам приехал? Моя фамилия Любарский! Если ваш главврач не примет меня сию же секунду, я пошлю своих охранников и они доставят вашего Моисеича ко мне в машину! - Приятно с вами познакомиться, Григорий Михайлович. – Женщина протянула свою руку. – Меня зовут Яковлевич Диана Григорьевна, я врач-акушер. - А мне совсем не приятно, - Гриша проигнорировал протянутую руку, - что ваш главврач предлагает мне побеседовать с юным созданьем, годящимся мне в дочери. Сударыня, вы хотя бы институт успели закончить? Или сейчас студенты тоже именуются врачами? - Григорий Михайлович, почему вы разговариваете со мной тоном разгневанного отца, который журит свою беспутную дочку? – Глаза врача хищно сузились. – И разве высокое звание банкира позволяет по-хамски разговаривать с врачом? Раз уж вы не видите во мне женщину! Да, я всего лишь врач-интерн! Но, между прочим, с отличием закончила медицинский институт и не имею ни одного замечания за год работы в роддоме! - Простите! Ради Бога простите меня. – Гриша будто пробудился от гипноза. – Я сам не знаю, что говорю. Последнее время нервы на пределе: переживаю за жену, за будущего ребёнка. А тут ещё этот ночной звонок о возникших у жены осложнениях – всю дорогу в голову лезли чёрт знает какие мысли. Вот и сорвался. Вы уж простите, что наговорил вам резкостей, обычно я себе этого не позволяю. Скажите, как состояние моей жены? - Оно сложное, но не опасное для жизни. У вашей жены могут начаться преждевременные роды, но мы к этому готовы. Осложнения вызвал психический криз. У вашей жены оказалась очень расшатанная нервная система. Почти такая же, как и у вас. - Ещё раз простите меня за резкость. - Да ничего страшного. – Неожиданно широко улыбнулась врач. – От мужей ещё и не такого приходилось выслушивать! - А вы что, уже успели несколько раз побывать замужем? – Гриша изумился. - Да нет, что вы! – Притворно засмущалась врач. – Я ещё ни разу не успела. Я говорю о мужьях, чьи жёны у нас рожали. – Гриша, наконец, понял и нервно рассмеялся. – То мы им якобы вместо сына дочь подсовываем, то наоборот. А один чудак заподозрил жену в измене, явился с охотничьим ружьём и начал кричать, что убьёт и жену и ребёнка, если мы не сможем документально подтвердить, что ребёнок именно от него. - И что вы? Милицию вызвали? – Гриша заинтересовался. - Зачем? Взяли кровь у младенца, у отца, провели анализ на ДНК – счастливый папаша подогнал к роддому машину с цветами. Он, как оказалось, цветами на рынке торгует. Ой, да что же это мы здесь, в коридоре разговариваем? Пойдёмте в ординаторскую, выпьем кофе, а я вам подробно расскажу о состоянии вашей жены. Врач заботливо взяла Гришу под локоток и повела по коридору. Глава 32. В особняке Шапкина окна не гасли, несмотря на поздний вечер. Заметив полоску света под дверью, Лев Аркадьевич заглянул в комнату матери: - Мама, к тебе можно? Ты не спишь? - Конечно, сыночка, заходи. – Ася Абрамовна, сидевшая на кровати, поспешно что-то спрятала под подушку. - Чем ты занимаешься? Опять грустишь? И что ты так быстро спрятала от меня? – Лёва присел на стул, стоявший у кровати. - Сынуля, никогда не забывай, что твоя мама – женщина, а у нас даже в девяносто лет бывают свои тайны. – Ася Абрамовна сняла очки и взглянула на сына. – Женщина, не имеющая к смерти ни одной тайны - напрасно прожила жизнь. - Мама, не нужно меня обманывать. – Лёва грустно улыбнулся. – Ты опять смотрела тот журнал? - О, Господь всемогущий, в каком доме я живу? – Притворно оскорбилась Ася Абрамовна. – Лёва, тебе нужно провести чистку среди прислуги, здесь полно шпионов! Или ты, сыночка, хочешь сказать, что сам установил в моей спальне эту ужасную видеокамеру и следишь за мной? О, горе мне! – Ася Абрамовна не сильно дёрнула себя за волосы. – Будь проклята та ночь, когда я легла под твоего отца! - Всё, всё, мама, хватит, я оценил твой юмор. – Лёва от души рассмеялся. – Но всему виной не мой папа, а телевизор, который ты пристрастилась смотреть часами, и перед которым засыпаешь, сидя в кресле. Когда ты сладко засыпаешь под бразильский сериал, у тебя из рук выпадает один и тот же номер «Высшего света». Чем он тебя так заинтересовал? Ведь обо мне пишут и в других журналах? - Не нужно смеяться над старой мамочкой. – Ася Абрамовна вмиг стала серьёзной. – Всему виной моё больное сердце. Оно постоянно болит за тебя, оно истыкано иглами нехороших предчувствий. Я даже не могу спокойно умереть! Ведь ты останешься один на один с теми опасностями, которые уже громко стучатся в дверь нашего дома. - Да что такое мама? Опять по телевизору передали об очередном заказном убийстве? Не волнуйся, у меня хорошая охрана. - Сынок, по телевизору говорили, что у Кеннеди тоже была хорошая охрана. И где сейчас тот Кеннеди? Если мой старческий мозг не путает, то он на кладбище? Нет, сыночка, вряд ли тебе поможет охрана, когда за дело возьмётся Гриша Любарский. - Погоди, мама, причём здесь Любарский? - При том. Твоя мама расскажет тебе, если ты, пошедший умом в своего отца, ещё ничего не понял. Слушай внимательно. – Ася Абрамовна надела очки и достала из-под подушки журнал. – Твоя мама ещё помнит, сколько нужно времени, чтобы у женщины родился ребёнок. И ещё твоя мама помнит, что у Аннушки с Гришей не было детей, хотя они и прожили в браке двадцать лет. И вдруг моя любимая ученица засобиралась рожать. Случилось чудо? На землю спустился Господь Бог? Или тут что-то другое? А теперь послушай, что пишут в этом журнале. – Ася Абрамовна раскрыла его. - В ноябре ты ухаживал за женой Любарского. Тебя сфотографировали в гостинице, где вы жили в одном номере. Лёва, прости маму за резкое слово, но в наше время тебя бы не поселили с чужой женой в один номер. Да, да, знаю, что ты скажешь на это! Мама сильно устарела? Но что ты мне скажешь на то, что в августе Анна засобиралась рожать? Лёва, скажи маме, кто тот ангел, от которого Анна зачала? Сыночка, ты уже взрослый, не скрывай от мамы, что живёшь с женщинами! - Мама! – Лёва укоризненно взглянул на мать, потом принялся нервно теребить руки. – Я сам ни в чём не уверен, но подозреваю… То есть, предполагаю, что ребёнок, которого собирается родить Анна – мой сын. - Так почему ты до сих пор сидишь здесь? – Ася Абрамовна хлопнула ладонью по своей коленке. – Езжай и забери Анну вместе с моим внуком. Или ты весь пошёл в своего непутёвого папу? - Мама, я не могу поехать и просто так забрать Анну. Не забывай - она замужем за другим мужчиной. – Лёва раздражённо махнул рукой. – И потом, я разговаривал с Анной, узнав о её беременности, но она уверила меня, что это ребёнок Гриши. Со мной Анна больше не хочет ни встречаться, ни разговаривать. Я не хочу именно сейчас нервировать её. Но когда она родит, я договорюсь с врачами и они негласно сделают тест ДНК. И вот тогда, с фактами на руках, я заявлю права на своего сына. Тогда Анне уже нечего будет скрывать и опасаться, она с полным правом сможет оставить Гришу и переехать ко мне. Если, конечно, сама этого захочет. – Лёва вздохнул. - Да, сыночка, похоже ты прав. Тут горячиться нельзя. – Ася Абрамовна потёрла пальцем нос. – Меня беспокоят две проблемы, связанные с Любарским. Он – еврей, она – русская. Понимаешь, что здесь намечается? – Лёва удивлённо пожал плечами. – Получается большая любовь с двух сторон, раз эти люди поступили вопреки заветам своих религий. А от такой любви мужчина всегда теряет голову и может легко сойти с ума, когда узнает, что жена изменила ему и родила сына от другого мужчины. После такой обиды Любарский будет готов к войне. По заветам предков неверную жену следует убить вместе с незаконнорожденным ребёнком. Как и того мужчину, кто переспал с ней! - Мама, Гриша Любарский всегда был атеистом. К тому же его отец тоже был женат на русской женщине. - Значит, у его папы также была большая любовь к его маме. Получается, у них это наследственное. - А что за вторая проблема, которая беспокоит тебя? - О ней я пока ничего рассказывать не буду, я сама в ней до сих пор толком не разобралась. – Ася Абрамовна закрыла глаза. – Меня что-то тревожит, что-то неясное. Это нехорошее чувство поселилось внутри меня после нашей последней встречи с Анной. - Когда она пришла к тебе в гости? В чём тут проблема? Вы так замечательно пообщались, вспомнили прежние годы, общих знакомых. - Вот они меня и тревожат, те самые воспоминания. Мне не дают покоя руки Анны! Как с такими руками она могла играть концерт для фортепиано с оркестром Петра Ильича Чайковского? - Мама, но ведь с тех пор прошло больше двадцати лет! Анна рассказала тебе, что её жизнь сложилась очень трудно. Ей пришлось бросить музыку, вот руки и стали другими. Что тут странного? - Эх, сыночка, о чём ты споришь с мамой? Мне всю жизнь пришлось иметь дело с руками людей и я могу отличить руки пианиста от рук белошвейки, даже если пианист давно бросил играть. Нет, сыночка, мне нужно разобраться с этими руками, и как можно скорее. Но для этого мне придётся съездить в наш маленький городочек Вязьму. Мне очень нужно поговорить с моими подружками, посоветоваться с ними. И сделать это следует немедленно, пока мои глаза ещё хоть что-то видят. Сыночка, ты сможешь выделить мне для поездки машину? Это не будет накладно для тебя? - О чём ты говоришь, мама? Твой сын известный предприниматель, Сенатор, миллиардер. Ты что, боишься разорить меня? - Ты не прав, Лёвушка. Хоть ты и миллиардер, но от твоих денег зависит благосостояние жителей той области, которая двинула тебя в Сенат. Будь бережливее, Лёвушка, не транжирь капиталы напрасно. А мне выдели самую маленькую машину, такую, как послевоенная «эмка». Я очень боюсь потеряться в салонах этих страшных чёрных «членовозов». - Извини, но даже в моём гараже нельзя найти «эмку», это теперь большая редкость. – Лёва скрыл улыбку. - Хорошо, мама, я учту твои пожелания и найду небольшую экономичную машину. - Вот и хорошо. Спасибо, сыночка, что не посмеялся над старенькой мамой. - А сейчас давай ложиться спать, мы что-то слишком с тобой засиделись. Мне завтра днём нужно будет вылетать в Край, там накопилось много неотложных дел. Спокойной ночи! Лев Аркадьевич поцеловал маму и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Он долго не мог заснуть, анализируя мамины чудачества. Так ничего и не поняв, Лев Аркадьевич постепенно погрузился в тревожный сон. Глава 33. В ординаторской, где днём не протолкнуться от врачей и медсестёр, сейчас никого не было. Указав Грише на кресло, Диана Григорьевна включила электрический чайник. - Вы кофе с сахаром пьёте? - Да, если можно. – Кивнул Гриша и огляделся. - Отчего же нельзя? Сахара у нас в достатке. – Улыбнулась Диана. – Вот, прошу вас. – Она поставила на столик чашку с блюдцем. Гриша потянул носом – кофе был хороший. - Простите, вы рассказывали случай из вашей медицинской практики, когда вам пришлось делать анализ на ДНК? У вас что, имеется даже такая лаборатория? – Отчего-то спросил Гриша. - Нет, лаборатории у нас нет, но мы отправили образцы крови ребёнка и отца в Москву, в медицинский центр, а они прислали нам заключение. А почему вы об этом спрашиваете? - Просто так. – Соврал Гриша. – Меня удивило, что вы делаете анализ на ДНК. Я всегда думал, что это очень сложная процедура. Скажите, а когда можно проводить такой анализ, через какое время после рождения ребёнка? - Да буквально с первых же секунд его рождения. – Диана села в другое кресло. – Кровь можно взять из пуповины. Подобные анализы в Москве проводят многие медицинские центры и больницы, но для анализа нужна и кровь предполагаемого отца. Ваша кровь, Григорий Михайлович. Я ведь правильно вас поняла? – Диана смотрела Грише в глаза. - Меня? Мою? С чего вы взяли, что я хочу провести такой анализ? – Гриша смутился. – Я спросил просто так, чтобы поддержать разговор. - Поддержать разговор о чём? – Диана подняла брови. – Григорий Михайлович, я врач, и мы, как и банкиры, обязаны хранить тайну своих клиентов-пациентов. Ведь вас мучают совсем иные вопросы? И они не связаны с самочувствием вашей жены? - Что вы такое говорите? – Гриша нахмурился. - Григорий Михайлович, вы уже полчаса находитесь в роддоме, но кроме дежурной фразы о самочувствии вашей жены и угроз в адрес главврача, я ничего другого от вас не услышала. Извините за прямоту, но мы хоть и живём в провинции, но глянцевые журналы иногда читаем. И «Высший свет» в том числе. А январский номер много внимания уделил именно вашей семье… - Обо мне пишут и другие, более уважаемые журналы. – Гриша недовольно буркнул. - Но обычные люди любят читать именно «жёлтую» прессу. Людей больше всего интересуют чужие тайны. Но если статья в «Высшем свете» - клевета на вашу семью, тогда я приношу свои извинения и давайте закончим этот неуместный разговор. - Да нет, вам незачем извиняться. – Гриша взглянул на врача и тяжело вздохнул. – У моей жены был небольшой роман с другим мужчиной и я действительно не уверен, что ребёнок, который сегодня родится – мой. Вот, даже легче стало. – Глупо улыбнулся Гриша. – Теперь вы знаете тайну, которую я не решался рассказать даже своей матушке. Не знаю почему, но, увидев вас, я почувствовал некую связь, установившуюся между нами. Хотелось бы не разочароваться в вас. - О, вот тут вы можете не сомневаться. – Негромко рассмеялась Диана. – Подружек у меня нет. Наверное потому, что я умею хранить тайны. Кому из женщин понравится дружить с такой «немой», у которой в замке спальни вечно торчит ключ, мешающий просмотру её интимной жизни? Сплошная скука, никакой возможности поковыряться в грязном белье! - Выходит, мы с вами очень похожи характерами? – Заинтересовался Гриша. – Жаль только, что вы не мужчина и не поймёте, каково это – чувствовать себя рогоносцем, да ещё и ждать того момента, когда из роддома придётся забирать чужого ребёнка. - Тут вы не правы, Григорий Михайлович. – Диана закинула ногу на ногу и Гриша невольно обратил внимание на стройность её затянутых в колготки ножек, слабо прикрываемых коротеньким халатом. – Я сама – чужой, брошенный, никому не нужный ребёнок и прекрасно понимаю, каково это – называть мамой и папой чужих мне людей. Я – отказница. Ребёнок, от которого мать отказалась сразу по рождении, а отец, как оказалось, и вовсе не знал о моём существовании. Он, видите ли, тогда ещё не понимал, что дети могут появиться на свет и после одной ночи любви. - Может быть, вам неприятно рассказывать об этом? Всё же я чужой, почти не знакомый вам человек? – Гриша чувствовал себя неловко после таких откровений совсем ещё юной девушки. - Да нет, отчего же? Вы не против, если я закурю? – Диана вытащила из кармана халата пачку «Мальборо». – Наша беседа напоминает разговор случайных попутчиков, сведённых бесстрастной рукой билетного кассира в одном купе. Ехать долго, поговорить хочется, обязательств друг перед другом никаких и вот один из попутчиков начинает рассказ про себя, любимого. – Диана глубоко затянулась. - Сразу же по рождении меня отдали в приёмную семью, к замечательным людям, у которых по каким-то причинам не было детей. Фамилия мне досталась от приёмных родителей и тяга к медицине тоже. Отец был стоматологом, а мама – гинекологом. В общем, обычная советская еврейская семья, вымолившая у своих богов ребёнка. - И вы даже не знаете, кто ваши настоящие родители? Живы ли они и почему от вас отказались? – Гриша заинтересовался историей. - Да нет, почему же, добрые люди рассказали, что маму звали Лилей, а отца – Григорием. - Надо же, да он мой тёзка! – Гриша покачал головой. – Даже интересно, как бы сложились наши судьбы, будь вы моей дочерью? - Но мне было не суждено стать вашей дочерью. – Диана закашлялась и погасила сигарету. – Сначала я росла в полной уверенности, что рядом со мной мои настоящие родители. Но лет в пятнадцать мне случайно встретилась женщина, рассказавшая совсем другую историю о моём появлении на свет. Оказывается, моя настоящая мама влюбилась до беспамятства в парня не из её круга общения. Вот только взгляды на дальнейшую жизнь у них были разные: мама хотела забеременеть и выйти замуж, а её бой-френд хотел только секса. Вот и получилось, что когда в животе мамы заворочалась я, то она вовсе не обрадовалась моему появлению, а испугалась – как на рождение ребёнка отреагирует будущий муж? А вдруг потребует сделать аборт? Папаша мой был из обеспеченной семьи, он делал карьеру, менял города и страны… - Он что, был военным? - Точно не знаю, кем он служил: военным, юристом или дипломатом. Знаю лишь, что моя мамулька, родив меня в муках, решила скрыть от женишка такой подарок. По совету «добрых» родственников она отказалась от меня прямо в роддоме. Вот и весь сказ! Представляете, что я почувствовала, узнав такую горькую правду? Я закатила своим «отчимам» истерику. Кричала, что ненавижу их, столько лет обманывающих меня, что видеть их больше не могу. Они, как могли, оправдывались, рассказывали мне совсем другую историю, будто бы моя биологическая мать умерла во время родов, а отец и вовсе был залётный жиголо. Но я им уже не верила. В тот день я перестала верить всем и возненавидела весь этот проклятый мир! – Диана с яростью загасила сигарету. - И вы, узнав эту историю, не пытались отыскать своих настоящих родителей? – Гриша был почти растроган рассказанной историей. - Нет, а зачем? Напомнить им о том, что я жива? Так мамаша и так знает об этом. А отец… Отца у меня не было и уже не будет. Нет, ничего, кроме ненависти, я к ним сейчас не испытываю. - А с приёмными родителями удалось наладить отношения? - Что может чувствовать пятнадцатилетняя девочка, узнавшая, что вся её жизнь – одна сплошная ложь? Боль! Невыносимую боль! И отчаяние! Тогда я поняла, как одиноки и беззащитны дети перед жестокостью взрослых. Что было дальше? Наша семья начала трещать по швам. Мы уже не могли жить, делая вид, что ничего не случилось, что мы по-прежнему близкие, любящие друг друга люди. Очень скоро конфликт привёл к тому, что родители вынуждены были развестись. Мой так называемый отец переехал на постоянное место жительства в Канаду, женился во второй раз, стал владельцем сети стоматологических клиник, а моя так называемая матушка не вынесла всего, что на неё обрушилось – наглоталась успокоительных таблеток и погибла. Я осталась одна, во второй раз лишившись родителей. Правда, папаша обо мне не забывает, регулярно шлёт подарки, денежные переводы, помог устроиться в медицинский институт, на «блатное» акушерское отделение. Приглашает в гости. Но пока я к встрече не готова. Может быть, позже, когда боль окончательно стихнет. Вот такая моя история, Григорий Михайлович. Она по драматизму ничем не уступает вашей, верно? - Да, пришлось вам хлебнуть. – Гриша отхлебнул из чашки давно остывший кофе. – И ведь вся ваша жизнь могла сложиться совсем иначе! Без потери настоящих родителей. Но кто-то, когда-то, помимо вашей воли принял решение за вас! - Как знать, ведь не зря говорят, что пути Господни неисповедимы. – Диана хитро улыбнулась. – Возможно мне выпала участь отвечать за грехи своих родителей, нести на своих плечах наказания, наложенные на род мой. Что ж, видимо мне придётся смириться и терпеть. – Диана взглянула на часы. – Но мы с вами, Григорий Михайлович, очень увлеклись воспоминаниями и забыли о том, что жизнь на месте не стоит. Скоро на свет появится ещё один плод Божьих экспериментов – ваш сын. Интересно, какая ему уготована судьба? Да вы не хмурьтесь, Григорий Михайлович, пока нет обратного подтверждения – это ваш сын. Извините, но мне пора в родовую, приниматься за свои прямые обязанности. - Вы легко могли бы работать психологом. Удивительно, вы так молоды, но уже чувствуете людскую душу, в том числе и мужскую. – Гриша с благодарностью улыбнулся Диане. - Не всегда. Вот вашу душу я почувствовала, и боль вашего сердца тоже. – Диана взяла Гришу за руку. – Не волнуйтесь, всё будет так, как уже было. Да, чуть не забыла за разговорами ещё об одном важном деле. Роды будут тяжёлыми и я вынуждена предупредить вас о последствиях. В положении вашей жены роды почти всегда связаны с хирургическим вмешательством. Вероятность осложнений и угроза жизни существует, как это ни прискорбно. Если по жизненным показаниям мы не можем спасти обоих, то традиционно врачи спасают жизнь матери. Но если вы настаиваете на спасении жизни ребёнка, вам надлежит письменно уведомить нас о своём особом мнении. Всё это обычная формальность и вы можете ничего не подписывать. – Диана Григорьевна внимательно смотрела на Любарского. – Открою секрет – на подписании уведомления настаивает наш главврач. Он по занимаемой должности больше всех боится осложнений и возможного расследования прокуратуры. Надеюсь и уверена, что роды пройдут успешно и всё же… - Давайте ваши бумаги, я подпишу их! – Гриша махнул рукой. – А то чего доброго у главврача руки задрожат от страха и он наделает ошибок! Я понимаю, что жизнь моей жены и ребёнка сейчас находятся в ваших профессиональных руках… - И в руках Господа. Я сейчас принесу уведомление. – Врач вышла из ординаторской. Проводив её взглядом, Гриша с сожалением вспомнил, что не захватил с собой фляжку с виски. Глоток бодрящего огненного напитка сейчас очень бы ему пригодился. В голову Гриши неожиданно полезли крамольные мысли, словно квартирные воришки: «Да чего ты паришься? Напиши, что в случае осложнений не настаиваешь на спасении ни ребёнка, ни жены – и всё, ты свободен! Все проблемы решатся сами собой: ни тебе неверной жены, ни нагулянного ею на стороне отпрыска. А врачи помогут тебе, обеспечат кровотечение при родах и летальный исход! Ты только вырази своё мнение, что никого спасать не нужно, пусть всё идёт, как идёт! Слышишь, напиши! Вот прямо сейчас, без раздумий и не глядя!» - Да что же это со мной происходит! – Гриша, обхватив голову руками застонал и закачался в кресле. Но времени на то, чтобы понять, что же с ним происходит, уже не было – он услышал шум, крики, топот ног в коридоре. Дверь распахнулась и в ординаторскую вбежала встревоженная Диана Григорьевна. - Григорий Михайлович, у вашей жены начались роды, воды уже отошли. Вот уведомление о возможных осложнениях, подпишите. Или у вас имеется особое мнение? По ребёнку? Скорее, мне нужно бежать в родовую. Вы определились, традиционный вариант? – Диана сунула ему в руки бумажку. - Я не знаю! Может, мне всё же не стоит это подписывать? А, впрочем, нет, я поступлю так, как должен, я подпишу приговор! – Гриша, вынув из кармана ручку, подписал текст. - Вот и отлично! Вы не волнуйтесь, всё будет хорошо. – Диана, торопясь, выхватила из рук Гриши листок. – Подождите, пожалуйста, в вестибюле. Здесь вам оставаться нельзя, это служебное помещение. Когда всё закончится, я к вам выйду и сообщу новости. Сильно не переживайте, ваша жена не первая женщина, кто рожает. Диана, махнув рукой, побежала по коридору, а Гриша враз потяжелевшими, пудовыми ногами зашагал к вестибюлю. Он полез в карман пиджака, за телефоном – нужно было отпустить охрану. Чего им торчать у роддома до утра, тем более, что в помещении ночью дежурила вневедомственная охрана. Ещё Грише нужно было попросить водителя найти в округе магазинчик, работающий круглосуточно. Глава 34. Льву Аркадьевичу не удалось днём вылететь из Москвы. Помешала не погода, а семейные дела. Ночью у мамы сильно подскочило давление, пришлось вызывать врача, делать уколы и уговаривать об отправке в больницу, на обследование. Уговаривать Асю Абрамовну было делом бесполезным, она дала согласие лишь на постельный домашний режим. А ранним утром Льву Аркадьевичу доложили, что Анна собралась рожать у себя на родине. В роддоме, спонсором которого и был Шапкин. Доверенные Шапкину врачи сообщили, что ночью у Анны начались преждевременные роды и состояние роженицы до сих пор остаётся очень тяжёлым. О ребёнке – его сыне? - пока никаких известий не было. Чтобы как-то унять зарождающуюся тревогу, Шапкин вызвал к себе начальника охраны. - Леонид Алексеевич, как продвигается расследование странных происшествий в Представительстве? Что-нибудь удалось выяснить? - Связи между событиями установить не удалось. – Подполковник Майоров раскрыл свою папку. - Никто из членов этих семей или их родственников не был замечен в связях с сектами. Пристрастия к оккультным наукам также никто раньше не проявлял. Конечно, можно поиграть фамилиями, притянуть их к библейским легендам: Адамова – Адам, Нойкин – Ной, Лотагревский – Лот, но всё это случайные совпадения, которыми могут манипулировать разве что оракулы или экстрасенсы. На мой взгляд здесь имеют место чисто психические проблемы. Сын Адамовой, пытавшийся убить своего младшего брата, сейчас обследуется в психдиспансере, врачи склоняются к диагнозу нервный срыв в период юношеского полового созревания. Нойкин, выгнавший из дома своих детей, поставлен на учёт в наркологический диспансер. Оказалось, что жена знала о его пристрастии к алкоголю, но скрывала эти факты, боясь навредить карьере мужа. Третий случай с Лотагревским, совратившим приёмных дочерей, конечно, омерзителен, но не исключителен. Врачи-сексологи имеют внушительную статистику «патерналистских» извращений, когда отчимы или бой-френды распространяют свою любовь заодно и на дочерей своих жён или подруг. Во всяком случае, криминальных структур, а уж тем более внешнего воздействия на психику, за всеми этими проступками не наблюдается. Степень ответственности по каждому эпизоду определит суд: кого-то посадят, а для кого-то будет достаточно и общественного порицания. - А с Лаванцовой? Связь с этими событиями не удалось выявить? - Только косвенную. Все трое: Адамов, Нойкин и Лотагревский были рождены в Смоленской области, как и Анна Лаванцова. Но даты и места рождения у всех разные, да и знакома с этими людьми Анна Лаванцова не была. Пока удалось собрать немного информации, есть несколько интересных фактов, но ничего серьёзного не обнаружено. - Докладывайте об интересном! – Шапкин заинтересовался. - В их роду фамилия передавалась по женской линии. Бабушка, мама, сестра – все были Лаванцовы и никогда не были замужем официально. Анна первая, кто вышла замуж и при этом сменила фамилию. Отца Анны установить не удалось, в свидетельстве о рождении стоит прочерк. Он, по всей видимости, был из залётных ухарей, потому что сразу же после рождения детей отбыл в неизвестном направлении. Семья жила в деревне под Вязьмой, патриархальные селяне не поощряли таких «свободных отношений» и объявили Лаванцовым бойкот. Может, поэтому, может от других переживаний, но мама Анны пошатнулась умом, бросила детей и кинулась вдогонку за «любимым». Её следы теряются в Смоленске, больше о ней никто не слышал. Про судьбу сестры Анны мне пока ничего выяснить не удалось, а вот бабушка закончила свой век трагически. В селе её называли ведьмой, она могла врачевать травкой и заговорами. Летом тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года лесная сторожка, в котором бабка варила свои зелья и врачевала, сгорела. Вместе с бабушкой Анны. - Чёрт возьми, какая ужасная смерть! – Лев Аркадьевич поёжился. – Почему же мама мне не рассказывала об этом? Хотя в это время она уже жила в Москве. А что там случилось? Это был поджог? - Следствие было коротким, официальная версия – случайное возгорание деревянного домика из-за неосторожного обращения с огнём. Затопила баба печку, уморилась, прилегла на палати. Тут искра, пожар, трагическая смерть. Следствие по этому делу было довольно странным и показно формальным. Расследование поручили молодому, не опытному следователю. У него ещё такая редкая, запоминающаяся фамилия. – Майоров нашёл нужный листок. – Тувалкаинов! Проблема в том, что эксперты-криминалисты, работавшие на пожаре, обнаружили два обгоревших трупа. - Вот как? – Удивился Шапкин. – И кто же второй? - Это так и осталось загадкой! Известно лишь, что это была женщина примерно сорока лет. Опознавать там было нечего, тела обгорели до костей. Генетическую экспертизу проводить не стали, тем более, что никто в Смоленской области о пропаже женщины сорока лет не заявлял. Следователь решил, что это одна из пациенток бабки-знахарки, приехавшая на лечение издалека. Труп никто не востребовал и его похоронили как неизвестный. Следователь быстренько закрыл это дело и отрапортовал прокурору, что криминала нет. - Ещё что-нибудь вы отыскали? - Пока ничего. Но я работаю. - Вот и хорошо, продолжайте. На сегодняшний день я поменял график своих рабочих поездок. Возьмите план у секретаря. - Слушаюсь. – Майоров, не задавая лишних вопросов, чётко повернулся и вышел из кабинета. Лев Аркадьевич взглянул в электронный блокнот: день намечался тяжёлый. Были запланированы перелёт в Сибирь, в свою Сенаторскую вотчину, а перед этим встреча с Главой администрации Президента. Теперь придётся всё перекраивать. Тяжело вздохнув и оценив все последствия своего нелогичного поступка, Лев Аркадьевич начал собираться. Первая поездка намечалась далеко от Москвы, но Шапкин чувствовал, что именно туда ему нужно ехать в первую очередь. Глава 35. В родовой палате горел яркий свет. Акушерка, отойдя от стола, на котором лежала роженица, взяла в руки больничный формуляр и бесстрастным голосом зачитала. - Начались преждевременные роды, идёт раскрытие зева, воды отошли. Этиология – сильная возбудимость нервной системы роженицы. Для снижения сократительной активности был введён партусистен, для снижения боли – болеутоляющие свечи, успокоительное. Нужного эффекта достичь не удалось. Осложняющими обстоятельствами выступали высокая частота сердечно-сосудистых сокращений как роженицы, так и плода, повышение артериального давления роженицы. За последний час ситуация ухудшилась – родовые силы ослабли, пульс и давление низкие, есть вероятность летального исхода роженицы, асфиксия и гибель плода. Находившиеся в палате врач-анестезиолог и реаниматолог вопросительно взглянули на главврача. Но Яков Моисеевич лишь по-бабьи запричитал: - Что же это творится, а? Господи, ну почему я не ушёл домой? Что делать, как поступить? Где Диана? Почему её нет в родовой? Мне нельзя здесь присутствовать, я уже написал заявление об уходе на пенсию! Я практически пенсионер, а не врач. Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит? Почему она умирает именно в нашем роддоме? Продолжайте без меня, мне плохо, мне нужно в туалет. Яков Моисеевич принялся срывать с себя маску. В родовую комнату забежала Диана Григорьевна, уже одетая в стерильный халат, в маске, с перчатками на руках. - Яков Моисеевич, прекратите истерику, возьмите себя в руки! – Диана моментально оценила обстановку. – Вы никуда не уйдёте, нам без вашей помощи не справиться! - Помощь? Какая от меня может быть помощь? – Навроцкий вытянул вперёд дрожавшие крупной дрожью руки. – Разрешите мне уйти, ну пожалуйста. – Ещё секунду и главврач мог расплакаться. - Отсюда никто не выйдет, пока мы не выполним свой долг. – Отчеканила Диана. – Отдохните немного, посидите в сторонке. Вероятно кесарево сечение, а лучше вас его никто не сделает. Навроцкий замотал головой, но послушно отошёл в угол комнаты и присел на стул, держа руки согнутыми в локтях. - Коля, Маша, что мы имеем? Каков прогноз? – Обратилась Диана к анестезиологу и акушерке. - Состояние хуже, чем мы предполагали. – Акушерка кивнула почему-то в сторону Навроцкого. – Мы попытались ослабить родовую активность успокоительными препаратами. Однако это не помогло, роды начались, воды отошли. Но и это не самое страшное. Возникла вторичная слабость родовых сил, схватки ослабели. - А при отошедших водах это может привести к проникновению инфекции в матку и внутриутробной асфиксии плода. – За акушерку закончила Диана. - Диана Григорьевна, Любарский подписал уведомление о последствиях? – Навроцкий с тревогой смотрел на врача. – Он предупреждён, что жена может умереть? - Да, предупреждён! – Диана кивнула и косо взглянула на главврача. – Но он настаивает на спасении ребёнка! - Что? – Навроцкий подскочил на стуле. – И он это зафиксировал в уведомлении? Вы ничего не путаете? - Маша, сходи, пожалуйста, в кабинет Якова Моисеевича, там на столе лежит подписанная Любарским бумага. Принеси её сюда. – Диана попросила акушерку. Та кивнула головой, стянула с рук перчатки и вышла из родовой. - Коля, как состояние роженицы? – Диана взглянула на анестезиолога. - Стабильно тяжёлое: пульс редкий, давление низкое. Пора принимать решение, а то можем опоздать. - Начинаем кесарево. – Диана смотрела на показания приборов, где всё реже всплёскивались импульсы сердечных сокращений. – Мы можем потерять её, а следом и ребёнка. Все по местам. Яков Моисеевич, ваш выход. – Диана кивнула главврачу. - Дианочка, вы уж сами! Пожалуйста! А я буду рядом, советовать и руководить. – Навроцкий, забыв о стерильности, вытирал руками в перчатках пот со лба. - Хорошо, начинаем. – Диана обвела врачей взглядом. – Делаем брюшностеночное кесарево сечение в нижнем сегменте матки поперечным разрезом. - Умничка, всё правильно. – Навроцкий нервно улыбнулся. В родовую комнату вошла запыхавшаяся от быстрой ходьбы акушерка с листом бумаги в руках. - Яков Моисеевич, Любарский особо указал, что в случае серьёзных осложнений мы должны первоочерёдно спасать ребёнка. - Вот гад! – Яков Моисеевич даже присвистнул. – Хочет нашими руками избавиться от жены? - Нет времени для обсуждения Любарского! Начинаем операцию. – Диана Григорьевна поторапливала коллег. – Маша, быстро мой руки, надевай перчатки и присоединяйся к нам. Коля, вводи роженице обезболивающее и наркоз. - Но этого нельзя делать. – Запротестовал анестезиолог. – Обезболивающее с наркозом могут только навредить роженице! Сердце не выдержит комбинационного действия препаратов. Я не стану брать на себя такую ответственность! - Какую ещё ответственность? – Закричал Навроцкий. – Ты что, не понял, кого приказал спасать Любарский? За всё будет отвечать он, а наше дело спасти ребёнка! - Что ты распричитался, Николай? – Поддержала главврача Диана. – Хочешь переложить ответственность на меня? Чтобы я резала роженицу без обезболивания? Ты врач или знахарь? Займись наркозом, а я сделаю обезболивающий. Где ампула с промедолом? - Я введу. – Акушерка взяла в руки шприц. - Начинаем операцию. Вскрываем брюшную стенку поперечным сечением. Маша, салфетки. Отлично! Поверхность матки отгорожена от брюшной полости. Режем матку в области нижнего сегмента, вскрываем складку, мочевой пузырь смещаем книзу. Маша, готовь тампоны и зажимы. В окровавленных руках Дианы Григорьевны сверкнуло лезвие остроотточенного хирургического скальпеля. Глава 36. На большом диване полулежал мужчина в белой рубашке и чёрных брюках. Лакированные туфли были задвинуты под диван, на спинку были наброшены пиджак и галстук. На полу стояла початая бутылка армянского коньяка. Гриша не мог понять, что с ним творится? Спит он или всего лишь дремлет? Снится ли ему сон или всё происходит наяву? Он вдруг чётко увидел всё, что происходит в родовой комнате. И прямо перед ним возникло лицо Анны. Жена с закрытыми глазами лежала на акушерской кровати. Она громко стонала, бесцельно мотала головой по подушке. Рядом с ней суетились люди в белых халатах, причём большинство из них были мужчинами. Гриша даже слышал странные, непонятные, словно на чужом языке, разговоры. До сознания Любарского долетели обрывочные фразы: «Спасать ребёнка, резать жену. Приказ Любарского! Отлично, так и сделаем». Гриша заворочался на диване и застонал. Он не понимал, что происходит? Почему врачи утверждают, что он приказал им спасать ребёнка, а не Анну? Понимая, что вот-вот может разыграться трагедия из-за досадной ошибки, Гриша собрался вскочить с дивана и побежать в родильную комнату. Он собирался наорать на эту глупую акушерку и во всеуслышание заявить, что Любарский требует в первую очередь спасать жену, а потом уже ребёнка, если из-за возникших осложнений спасти обоих не удастся! Внутренний крик буквально разрывал голову Гриши: «Вставай, чего ты разлёгся? Дорога каждая секунда! Беги, ещё можно успеть всё исправить! Да какого же чёрта ты прилип к этому дивану?» Но сил подняться не было, тело словно опутали крепкими ремнями. Мысли начали разбегаться, теряться, наконец и вовсе исчезли – Гриша провалился в забытье. Последнее, что он заметил мутным взором – склоняющаяся над его женой фигура в белом халате со скальпелем в руках. Больше он ничего не видел, сознание словно выключили. Глава 37. В родовой комнате ничего страшного не случилось. Диана Григорьевна уступила место акушерке. - Маша, извлекай плод. Вот он какой красавчик! Зажимы на пуповине, перерезаем, перевязываем. Всё, Маша, ребёнок твой. Родовую комнату огласил истошный крик испуганного человечка, которого из комфортных условий насильно извлекли в яркий, пугающий мир, который почему-то стал называться его жизнью. Пока акушерка обтирала младенца марлей, очищала от слизи нос и рот, Диана Григорьевна закончила хирургию: извлекла послед, проверила кюреткой полость матки, зашила стенку, удалила из брюшной полости салфетки, инструменты и приступила к «штопанию» стенки живота. Отчего-то уставший больше других Яков Моисеевич вновь присел на стул. Операция завершилась успешно. Врач-анестезиолог готовился к выводу родильницы из состояния наркоза, акушерка взвешивала ребёнка, измеряла рост, прикрепляла на ручки браслеты из клеёнки, где позже она запишет данные ребёнка и матери: - Отличный получился пацан, верно, Яков Моисеевич? Вес три девятьсот, рост пятьдесят восемь сантиметров. Просто чудо-богатырь. Сейчас мы тебя запишем. Как тебя звать, а, малыш? – Акушерка сюсюкалась с новорожденным. - Хорошо, что мы записываем фамилию матери, а не отца. – Вздохнул Яков Моисеевич. – А то пришлось бы крепко задуматься, прежде чем вписать фамилию – Любарский или Шапкин? Что случилось? Паша, что у тебя происходит? – Яков Моисеевич заметил суету реаниматолога. - Состояние родильницы ухудшается, нужно срочно выводить её из наркоза. Коля, начинай. Диана, вы закончили? - Почти. Коля, можешь начинать. Анестезиолог отключил подачу наркоза и похлопал Анну по щекам. В тот же миг всех заставил вздрогнуть крик реаниматолога: - Пульс резко замедляется, давление падает до критического, возможна остановка сердца. Родильницу нужно срочно переводить в реанимацию! - Павел Иванович, что вы кричите? – Навроцкий подбежал к Анне. – Мы не довезём её до палаты. Разве вы не понимаете, что всё бесполезно? Сейчас остановится сердце! Зрачки уже расширились! Не исключена воздушная эмболия, паралич дыхания и смерть. Мы сделали всё, что смогли, мы не Боги! - Нужно спасать её, а не рассуждать о Боге! – Реаниматолог сосчитал пульс и, раскрыв веко, осмотрел зрачок. – Я врач – и буду до последнего бороться за жизнь пациента. Перевозим её! Коля, помоги мне - в коридоре стоит каталка. – Анестезиолог кивнул и побежал в коридор. - Поздно, Паша, сердце остановилось! – Диана показала пальцем на прибор, где по экрану бежала прямая линия. – Ты ничего не успеешь сделать! Яков Моисеевич, нужно констатировать смерть Любарской и фиксировать время смерти в журнале. Маша, уноси ребёнка, а я пойду, поставлю мужа в известность. – Диана с грустью взглянула на лежавшую Анну. – Придётся мне расстроить господина Любарского. Или обрадовать? - Павел Иванович, что вы делаете? – Всех заставил вздрогнуть крик Навроцкого. - Выполняю свои обязанности. – Павел Иванович подходил к Анне с огромным шприцем. – Всем отойти назад, буду запускать сердце. Для начала укол адреналина в сердечную мышцу и непрямой массаж сердца. Распахнув больничный халат, реаниматолог протёр ваткой кожу, примерился и бесстрастно вонзил в грудь Анны длинную иглу. Выжав полностью шток шприца, Павел Иванович принялся ритмично надавливать скрещенными ладонями на грудь, повторяя, как молитву: - Давай, давай, запускайся! Ты меня слышишь – я не дам тебе умереть! Давай, красавица, постарайся, помоги мне, сделай усилие! Возвращайся, хватит вредничать! Всё равно я от тебя не отстану, даже и не мечтай! Акушерке стало страшно, она подхватила спелёнатого ребёнка на руки и выбежала из родовой комнаты. Главврач и Диана Григорьевна как зачарованные следили за манипуляциями упорного врача-реаниматолога, не желавшего признавать своё поражение. - Есть! Получилось. – Прошептал Яков Моисеевич, увидев дернувшуюся на мониторе линию сердца. – Она воскресла! – Он даже не заметил, что по его щекам текут слёзы. В родовую ворвался Николай, толкая перед собой каталку. - Паша, ты гений! Нет, ты сам Господь Бог! – Восхитился Николай, заметив пульсации сердца на мониторе. - Я всего лишь ангел-хранитель рожениц. – Довольно улыбнулся реаниматолог. – Не теряем времени, перекладываем её на каталку. Бери за ноги, и-раз! Они аккуратно переложили Анну на каталку. Им старательно помогал Яков Моисеевич, больше мешавший. – Поехали, нужно как можно быстрее подключить её к аппарату искусственному дыхания. Николай помог развернуть каталку и врачи повезли Анну в реанимационное отделение, из суеверия – вперёд головой. В родовой комнате сразу стало тихо и пустынно. Яков Моисеевич, уже развязавший тесёмки маски и снявший перчатки, облегчённо произнёс, взглянув в окно: - Слава Богу, ночь закончилась. Почему-то я думал, что не доживу до утра. - Да, весёлой оказалась ночка! – Диана тоже сняла маску и невесело улыбнулась. – Вот уж кто точно должен был сегодня умереть, так это Любарская. Интересно, кто ей помог выкарабкаться? Уж точно не Павел Иванович! – Диана внимательно оглядела родовую комнату и втянула носом воздух. - С этим чудом нужно разобраться! - Да, чудес в нашей профессии хватает. – Навроцкий задумался. – Сколько лет работаю, но так и не смог понять, кому мы, врачи, служим: Богу или Дьяволу? Кто стоит за нашей спиной и командует – этому пора умирать, а этот ещё может пожить? Ладно, хватит болтать! Пойду к себе, немного передохну. Вам тоже нужно отдохнуть, Диана Григорьевна, роды оказались тяжелее, чем можно было предположить. - Какое там отдыхать! – Диана махнула рукой. – У меня одна дорога – на эшафот, в пасть злого люцифера Любарского. - Да, разговор будет трудным. – Главврач поёжился. – Может мне сходить, как руководителю? – Без всякого желания обречённо обронил Навроцкий. - Не стоит, Яков Моисеевич. Мне по-женски будет проще успокоить и объяснить Любарскому, что случилось с его женой. А вы идите, отдыхайте, на вас прямо лица нет! – Диана с сочувствием оглядела ввалившиеся щёки главврача. - Да поможет вам Бог, Диана Григорьевна. Вы чуткая, умная женщина, да к тому же красавица. – Искорки озорства оживили потухшие было глаза Навроцкого. – Будь я лет на пять моложе, непременно постарался бы за вами приударить! - Считайте, что я поймала вас на слове! - Диана кокетливо выгнула бровь. – Если после разговора с Любарским останусь жива, то приглашу вас к себе, на ночное дежурство. Мне очень нужна ваша консультация, как опытного врача и мужчины. Диана, уходя, послала главврачу воздушный поцелуй и тот, враз помолодевший, расплылся в греховной улыбке. Продолжение следует... Источник Копирование и перепечатка произведения с сайта www.net-skuki.ru запрещены. Все авторские права на данное произведение принадлежат автору, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. |
|
|
| Комментарии: | |
