14 Май 2013 В постели с Палачом (главы 7-11) |
В постели с Палачом (главы 7-11) Мистический триллер. Автор:Ятокин Дмитрий Алексеевич. г.Саратов. 2008г. Глава 7. Анна была не просто изумлена - всё сказанное Шапкиным её просто шокировало. Сначала эта назойливость с приглашением в гости якобы от лица мамы, а потом фактическое приглашение на модную выставку авангардных художников. Но почему Шапкин был уверен, что её эта выставка заинтересует? Бросает наживку в надежде хоть на что-то её «подцепить» или всё же знает о недавнем новом увлечении Анны? Анна не делала секрета из своего увлечения живописью, но это было скорее пристрастие «для домашнего пользования», не на показ. Анна даже сомневалась, а замечал ли Гриша, что она пристрастилась к мольберту, к краскам и кистям? Конечно, ни о каком профессиональном творчестве речь не шла. Она, как и все начинающие, пыталась отобразить действительность: соседние дома, меняющийся в течение дня цвет неба, дворовую приблудную кошку, спящую на солнцепёке, вековые дубы, чудом уцелевшие от топоров жаждущих всё разрушить новорусских хозяев. На полотнах не было лишь людей. Здесь, в элитной округе, вообще было мало людей с интересными лицами. Сплошь затонированные автомобили, заборы, безликие охранники и прислуга, старавшаяся меньше попадаться на глаза. Вот и всё, что можно было отобразить. Анна быстро поняла, отчего многие художники уходят от реалий в абстракцию: им просто нечего отображать, вокруг одна пустота и серость. Приходится выворачивать глаза во внутрь себя, погружаться в собственное подсознание – там интересный, яркий, не избитый, захватывающий внутренний мир. От искусства Анна невольно перешла к размышлениям о своей жизни. И задалась вопросом, который волновал её в последнее время сильнее всех остальных: а что собственно помнил Гриша кроме своей работы? Да, он не забывал поздравлять её и свою маму с днём рождения. Об этом, как случайно узнала Анна, ему напоминала исполнительная секретарша. Как и о годовщине их свадьбы. Нет, конечно, справедливости ради нужно сказать, что были даты, о которых Гриша вспоминал сам. Например, восьмое марта. Потому что нужно было поздравлять огромный женский коллектив своего холдинга, а заодно перепадало внимания и жене. И, конечно, Новый Год. Тут Гриша был на высоте, готовился заранее - потому что они должны были выезжать на тусовку во Францию, в знаменитый Куршавель. Ещё совсем недавно, пару месяцев назад, Анна списала бы свои философические вопросы на хандру, отбросила бы их, встряхнулась, взяла себя в руки. Но сейчас ей не хотелось ничего менять: ни себя, ни семейные отношения, быстро остывающие. Всё чаще воспоминания тянули Анну назад, в юность, куда она так не любила возвращаться. Анна всё чаще пеняла себе, что занимает чужое место, что рядом с Гришей должна была быть не она, а другая женщина, которая любила бы его так, как никто другой. Тогда зачем обвинять мужа в не чуткости, если сама стала холодной, выстуженной, как не закрытая зимой изба? А уж про детей Анна и вспоминать побаивалась. Ей было так страшно и неприятно смотреть в ждущие каждый месяц с надеждой глаза мужа и свекрови: ну как ты, есть изменения? А их как не было, так и нет! Лишь одни кровавые женские слёзы. Анна не роптала на судьбу. О том, что её жизнь сложится именно так, что она бездетной будет мучиться весь остаток своей жизни, её предупреждала бабушка перед смертью. Но тогда Анна не поверила ей, решила рискнуть, на что-то надеясь. Может быть на то, что своей большой любовью сможет искупить страшную ошибку юности? Увы, пока ничего не получалось! Перед самой смертью бабушка, смилостивившись над внучкой, дала ей шанс изменить судьбу. Но для этого нужно было совершить обряд очищения у деревенского священника Алексия, под видом венчания. Согласия на венчание Гриша не дал. Да и кто из столичных женихов рискнул бы венчаться в церкви в начале восьмидесятых годов? Отбросив грустные мысли, Анна решила немного развеяться, подышать воздухом свободы. Гриша, как обычно, пропадал на заседании Совета директоров и Анна не стала звонить ему – он всё равно откажется от такой бессмысленной затеи! Недолго помучившись в гардеробной комнате, Анна выбрала романтический стиль одежды: белый брючный костюм - облегающий фигуру пиджак, застёгивающийся на три пуговицы и прямые брюки по щиколотку. Блузка была надета розовая, с удлинёнными, выглядывающими из-под рукавов пиджака манжетами. Небольшая белая сумочка оказалась как нельзя кстати. Сообщив охране, что она уезжает в город без сопровождения, Анна вывела из гаража свой любимый серебристый кабриолет «Лексус» и очень скоро смешалась с потоком разномастных машин, спешащих в Москву. У входа в Дом Искусства никакой очереди из ценителей живописи не наблюдалось. Осведомившись у администратора, имеется ли на её имя пригласительный билет, Анна убедилась, что имя Шапкина открывает любые двери: её тут же вежливо проводили в нужный зал, как почётного, миллионного посетителя. Огромные пространства вернисажа гулко отзывались на каждый шаг Анны – кроме неё и двух сопровождающих работников Дома Искусства, обутых в мягкие тапочки, внутри никого не было. Почему-то извинившись перед ней, исчезли и сопровождающие лица. Анна осталась наедине с магией искусства. Картины были развешаны умелой рукой неизвестного галериста, возле каждой имелась краткая аннотация с фамилией автора, названием картины и стилем, в котором выполнено данное полотно. Пятнадцати минут для Анны оказалось достаточным, чтобы понять: представленные картины либо собраны из разных коллекций, либо их хозяин ничего не понимает в живописи, а приобретает лишь то, что стоит очень дорого. Чтобы через некоторое время перепродать ещё дороже такому же «знатоку» авангардного искусства. - Каково ваше экспертное заключение? – Услышала Анна голос Шапкина, раздавшийся словно с небес. – Есть что-нибудь стоящее? - Надо полагать, что все эти картины из вашей коллекции? – Анна обернулась. Она не удивилась появлению Шапкина, а даже обрадовалась – ей было не по себе одной в огромном зале. - Официально я всего лишь являюсь спонсором этой выставки, но злые языки утверждают, что всё это разномастье куплено на мои деньги. - Я вынуждена присоединиться к злым языкам, хотя и не люблю сплетников. Одного беглого взгляда на это «собрание шедевров» достаточно, чтобы понять: у человека, купившего подобное ассорти есть деньги, но нет вкуса. И нетрудно догадаться, кто вероятный кандидат на эту роль – конечно же вы, Лев Аркадьевич. - А я и не стану отпираться! И обижаться тоже. Да, Анна Ивановна, со вкусом и культурой у меня проблемы. Больше всего на свете мне нравится фантик от конфет «Мишка косолапый», да и сами конфеты тоже. Но у меня два оправдания: трудное детство и становление меня как личности в период смены эпох. - Это у вас-то было трудное детство? Чудесная мама – музыкант, папа – адвокат, вы сами с высшим образованием… - Возмутилась Анна. - Вы говорите речёвками из моих предвыборных статей. А правда гораздо скучнее: родители развелись, когда я ещё под стол пешком ходил. Из-за принципа меня отсудил папа, и я был вынужден до семнадцати лет жить с мачехой, которая люто ненавидела меня. Потом мой плевок в сторону отца – вместо юридического я поступил в Губкинскую нефтянку. Учился плохо, конфликтовал с преподавателями, дрался с однокурсниками и спал со всеми однокурсницами – не ради удовольствия, а для самоутверждения. Пристрастился к выпивке, фарцевал. Несколько раз был на волоске от отчисления и тюрьмы, но папаша выручал сына, не хотел иметь родственника с уголовной историей. С грехом пополам и всё той же папиной помощью мне удалось закончить институт, поняв в нефти и в химии только одно – на них можно заработать кучу денег. А тут как раз и время подвернулось подходящее: Союз стал сыпаться, как песочный замок, только успевай хватать то, что плохо лежит и вырывать изо рта других лакомые кусочки. В эпоху перемен ценится не интеллект, а наглость и жёсткость. Атавизмами считаются совесть, мораль, дружба. Только голый расчёт, только выгода и деньги, любой ценой. Оттолкни ближнего и займи его место, подставь друга и отбери его бизнес, сыграй на чувствах своих работников и отбери у них акции, оставь их без зарплаты и выгони на улицу. Вот так нам с вашим мужем приходилось пробиваться в люди. - Перестаньте! – Анна прервала Шапкина, и её восклицание прозвучало в пустом зале как крик. – Вы так всё преподносите, словно пытаетесь оправдаться? Не все зарабатывали деньги такими методами, как вы! Многие пробились благодаря своему уму и таланту. - Вот как! – Шапкин прищурился и усмехнулся. – И кого же вы противопоставите мне, Люцеферу? А, догадываюсь! Конечно же этот идеальный бизнесмен – ваш муж? - И незачем иронизировать. Да, Гриша не такой, как вы. И действовал он по-другому, не так... - Грубо, хотите вы сказать? О, тут вы правы – Григорий Михайлович пробивал себе дорогу изящными методами, в белых перчаточках, утираясь чистым носовым платком. А у меня руки и вправду были грязные, отрицать не стану. – Лев Аркадьевич вытянул свои руки, конечно же, чистые, с ухоженными ногтями. – Но вынужден вас разочаровать - мы с Григорием Любарским одного поля ягодки. Мы любим деньги и ради этого готовы ломать людей через колено. Да, начинали мы с ним одинаково, с нуля. Но у Григория Михайловича было два преимущества: первое - он сын банкира, и второе, данное Богом – он был умнее. Но разве я виноват, что родился таким, мягко скажем, умственно ограниченным? Ведь я тоже продукт творчества природы, Божьей десницы. И раз меня создали таким, значит и такие на этой земле нужны? Пока Григорий Михайлович выигрывал математические олимпиады, я зарабатывал авторитет среди одноклассников кулаками, чтобы не смели называть меня недоумком. Впрочем, мама всегда называла меня исключительным. И в начале девяностых пришло моё время, резко вырос спрос на таких «исключительных» людей, не боявшихся замараться. Не имеющих моральных принципов и идеалов, идущих к своей цели по головам противников. Ради чего я ввязался в это, спросите вы? Ради денег? Не только. В основном ради любви к родине, к той земле, на которой я родился. Слишком пафосно, спорно? А вот и нет. Моей миссией было очищение России от всякой швали, которой развелось к тому времени несметное количество, как саранчи на колхозных полях: всяких там рэкетиров, бандитов, убийц. И вот теперь я на вершине и могу с гордостью сказать: цель достигнута, я силён как никогда, а мелкие гады и прилипалы раздавлены. Теперь у меня есть силы и средства, есть власть - можно побороться за счастье других людей. А чем всё это время занимался ваш Григорий Михайлович? Ровно тем же, но результат его деятельности гораздо хуже. Он думал только о себе, о своём благополучии, а я, следуя возложенной на меня Богом миссии, заботился о благе людей, о стране. Мы шли к цели разными путями, по разным дорогам: он более короткой, асфальтированной, я более длинной, извилистой, с ухабами и колючками, но встретились мы в одном месте – во власти. И теперь скажите, кто более полезен для общества: я или он? Этот странный разговор длился уже очень долго, но в зал выставки никто не входил: ни посетители, ни работники, да и сами вывешенные картины казались здесь какими-то лишними, избыточными. Для обстоятельного разговора Шапкина с Анной более подошёл бы академический зал с кафедрой и амфитеатром трибун, но Льва Аркадьевича вовсе не смущало присутствие у него за спиной таких выдающихся мастеров, как Кандинский, Куинджи, Дали, Фальк, Малевич, Монэ, Мане, Дега, Айвазовский, Пиросмани, Коровин. Лев Аркадьевич солировал и не собирался уступать эту роль никому, даже купленным за баснословные деньги живописцам. - Довольно, это уже похоже на бред не совсем здорового человека. – Анну Ивановну обидели слова Шапкина о муже и она решила закончить этот разговор. - На бред сумасшедшего? – Улыбнулся Шапкин. - Вы сами это сказали. Пусть всё сказанное останется на вашей совести, но по одному вашему «тезису» я просто обязана возразить. Вы всё здесь несли какую-то чушь про свою исключительность, про божественную миссию. Так вот, вынуждена вас огорчить, Лев Аркадьевич, если вам кто и покровительствует из высших сил, то скорее всего Сатана или Дьявол. - Вполне может быть, что вы и правы. – Прошептал Лев Аркадьевич. – Но даже если служишь Дьяволу, то всё равно выходит, что ты избранный? И чего стыдиться себя, если нас такими сотворил сам Господь? - Хватит, я больше не желаю продолжать этот глупый разговор. – Анна двинулась к выходу. - Анна Ивановна, простите меня, Бога ради! – Шапкин догнал её. – Хочу сказать одно, а вылетает совсем другое. Чёртов мой язык, подрезать его что ли? - Ладно, ладно, Лев Аркадьевич, давайте обойдёмся без обрезаний. – Засмеялась Анна Ивановна. Она вдруг почувствовала, что ей вовсе не неприятен этот угловатый мужчина. – Я не сержусь на вас. Но мне и вправду пора. Извините, если была резка с вами. Они вместе пошли к выходу. Двери словно по мановению волшебной палочки распахивались перед ними, хотя никого за дверьми видно не было. - Вас не нужно подвезти? – Шапкин вопросительно поднял брови. - Нет, спасибо, я на машине. Всего вам доброго, Лев Аркадьевич. Анна протянула руку и Шапкин, смутившись, пожал её двумя руками. И долго не выпускал ладонь Анны из своих рук. - Анна Ивановна, решусь ещё на одну дерзость и попрошу принять от меня этот букет цветов. Безо всяких знаков признательности и поводов. Просто букет цветов для красивой женщины. Из-за угла тут же выскочил дюжий малый, видимо охранник, с большим букетом роз в руках. Первым порывом Анны было возмутиться и отказаться, но фраза Шапкина «без знаков и поводов» остро царапнула её сердце. Она почему-то тут же вспомнила, что очень давно не получала цветов от мужа без повода. Нет, на важные даты он не забывал преподнести роскошные букеты, купленные помощниками, а вот так, запросто, не потому, что надо, а по душевному порыву, по собственному хотению - уже не случалось. Анна приняла букет, но всё же напоследок решила «дать бой». - Скажите мне откровенно, Лев Аркадьевич, что всё это значит? Вы пытаетесь надавить на Гришу через меня или пытаетесь за мной ухаживать? Вам что-нибудь нужно передать через меня Грише? - Вовсе нет. – Шапкин помолчал, подумал. – Вы мне не поверите, Анна Ивановна, да и Григорий Михайлович тем более, но мне нечего с ним делить. Все мои агрессивные, как их называют журналисты «захватнические» планы выполнены. Посудите сами, совсем скоро, максимум через три месяца, меня утвердят Сенатором. Что мне, миллиардеру, ещё нужно? Я просто хочу начать жить. Мне нужна лишь та, единственная женщина, которую полюблю я. И пусть пока ещё она не испытывает ко мне таких же чувств, но я сделаю всё для того… Всё для неё, чтобы она поняла, как сильно я её люблю. На мой взгляд, любовь всегда одинока, кто-то должен влюбиться первым, дать понять другому, что тот человек является его избранником. И лишь потом возможно ответное чувство. Всё равно кто-то из двоих будет любить сильнее, и, на мой взгляд, только он один и будет любить. Любовь второго человека, не столь сильная, не всепоглощающая, не обжигающая сердце – разве это любовь? Это суррогат, это придумки писателей и поэтов, умело заменивших любовь на влюблённость. А я считаю, что нет влюблённых, есть лишь один – любящий. – Лев Аркадьевич облизал пересохшие губы и взглянул на Анну. - Очень пронзительная речь. – Анна хлопнула в ладоши, Шапкин криво усмехнулся. – Даже не стану спорить с вами по поводу вашего единственно возможного определения любви, как всепоглощающей, обжигающей, переполняющей. Будем считать, что это ваша точка зрения на прекрасное чувство. У меня имеется свой женский взгляд на отношения любимых, но это мои внутренние ощущения. Но один момент из ваших выспренних рассуждений я хотела бы прояснить, и надеюсь на вашу последовательную искренность. Получается, что объектом ваших любовных страстей на сегодняшний день являюсь я? - Да, это так. – Лёва осторожно взглянул в глаза Анны, проверяя её реакцию. - Жаль, очень жаль разочаровываться в вас, Лев Аркадьевич, но придётся. Неужели вы считаете меня настолько наивной, чтобы я вот так, на ходу, смогла поверить в ваши слова, в ваши пылкие признания? Оказывается, вы совсем не «хищный» бизнесмен, а мягкий, деликатный мужчина? Который робко признаётся жене своего заклятого конкурента в том, что он её любит от всего своего чистого сердца, а не собирается подбросить её мужу свинью, укусив там, где больнее всего? Мой вам совет, Лев Аркадьевич, увольте своих пиарщиков, они бездарные люди и зря проедают ваши деньги. Надо же, какой дурак умудрился подсунуть вам такой примитивный, грубый сценарий обольщения жены своего более интеллектуального коллеги? Вы кем себя мните, Лев Аркадьевич, Юлием Цезарем – пришёл, увидел, победил? Вам до гения не дорасти никогда, гениями рождаются, а не становятся за деньги. Запомните это. И признайтесь хотя бы самому себе, будьте честны перед собственной совестью – вы просто завидуете Грише! - Напрасно вы лепите из меня монстра и невежу, Анна Ивановна. Да, при упоминании моего имени многие морщатся. Ну и что? Я ведь всего лишь продукт нашей эпохи, нашего общества. Те, кто морщится, они ведь узнают себя во мне, поэтому и ненавидят. Я многим нужен, без меня мир получился бы неустойчивым, хлипким. И вашему мужу я тоже необходим - как отражение. На моём фоне он лучше смотрится, идеальнее. Хотя на самом деле и он точно такой же, как и я: жестокий и беспринципный, только ряженый в белые одежды. Не стану убеждать вас в своих благих намерениях, вы скоро и сами поймёте, что зря обиделись на меня, не поверив в искренность моих к вам чувств. Однако всё, что я вам сказал – это мои слова, и это правда. - Но звучит эта «правда» неубедительно. Всего вам доброго, Лев Аркадьевич. И спасибо за цветы. - До свидания, Анна Ивановна. – Шапкин дождался, когда Анна уйдёт и, сжав кулаки, прошептал. – А правда всегда звучит неубедительно. Это ложь красива, притягательна, приятна. А правда повсеместно нуждается в доказательствах. Что ж, Лев Аркадьевич, придётся вам напрячь свои извилины и вспомнить математические постулаты: теоремы и аксиомы. Причём не только мне, но и тебе, Григорий Михайлович Любарский. Нам обоим, как на рыцарском турнире, придётся побороться за право назвать эту женщину своей королевой. И предупреждаю тебя, Гриша, я сторонник боёв без правил. Глава 8. Первые серьёзные покачивания семейной лодки, почти незаметные, Гриша ощутил в тот момент, когда вроде бы ничто не должно было предвещать о скором кораблекрушении. Напротив, настроение у Гриши было прекрасным. Намечался десятилетний юбилей создания банка. Ребёнка, как сам Любарский в шутку называл своё детище. Вот на что Гриша решил не пожалеть денег, так это на удовлетворение собственного тщеславия – нужно было показать всем, и партнёрам и в особенности конкурентам, что у него дела идут «о-кей». А если кто и сомневался до сих пор в его мощи, тот будет позорно раздавлен грандиозностью празднования. Отмечать юбилей было решено в три этапа: официоз, концерт и банкет. Для торжественной части арендовали один из старейших московских театров, где с отчётным докладом о проделанной работе должен был выступить сам Президент, то есть Гриша Любарский. Компьютерщики банка должны были вывести на гигантский экран, установленный на сцене, виртуальную карту «завоеваний» холдинга, по которой вполне реальный Григорий Михайлович Любарский будет шагать «как хозяин». После финансово-экономико-социального доклада о достигнутых успехах на сцену должны были выходить чиновники с важными лицами и зачитывать поздравительные телеграммы, присланные в адрес холдинга Президентом Росиии, Премьер-министром, Министром финансов, Председателем Центробанка, Президентом союза промышленников и предпринимателей, сенаторами, губернаторами, крупными финансово-промышленными структурами, как дружественными, так и не очень. И, конечно же, Гриша, самолично занимавшийся режиссурой праздника, не мог забыть о приятном моменте – награждении лучших работников холдинга дипломами, ценными подарками и денежными премиями. Он самолично будет пожимать руку всем выходящим на сцену, а те из награждённых, кому специфика работы не позволит присутствовать на торжестве, с помощью интернет-технологии смогут на своём рабочем месте услышать свои фамилии среди отмеченных наградами и получить видео поздравление от самого президента банка. Григорий Михайлович позаботился не только о поощрении работников и их развлечении, но не забыл и о том, что для эффективной работы нужно работников хорошо накормить. Вечером, уже более избранная публика служащих корпорации и приглашённых, перенеслась в ресторан отеля «Националь», где в неформальной обстановке, под звон хрусталя и стук вилок продолжилось празднование. Анна Ивановна, присутствовавшая на торжественной части в театре, наотрез отказалась поехать на ужин в ресторан, сославшись на плохое самочувствие. Гриша для приличия обиделся, но про себя решил, что жена поступает правильно. Вечеринка корпоративная, к чему смущать работников жёнами высших руководителей? Пусть народ расслабляется и хотя бы на празднике чувствует свою общность с начальством. В разгар шумного веселья к Грише подошёл его заместитель и «правая рука» - Константин Денисович, с соответствующей должности фамилией - Подмогаев. - По-моему, праздник удался. – Гриша, запыхавшийся от недавнего танца с начальницей кредитного отдела, улыбнулся заместителю. – Как тебе кажется, Костя? - Всё прекрасно, Григорий Михайлович, ваши организаторские способности как всегда на высоте. – Костя, высокий худощавый мужчина, несколько старше Любарского, никогда не упускал возможности «подмазать» начальство. – Люди веселятся от души! - Вот и отлично, они это заслужили. – Гриша обвёл взглядом зал ресторана. - Григорий Михайлович, от членов Совета директоров нашего холдинга… - Погоди, Костя, время поздравлений прошло. Расслабься, отдохни, выпей чего-нибудь. - Я не пью, вы же знаете – у меня язва. – Костя обиженно поджал губы. – Вы меня не дослушали, Григорий Михайлович! У меня не поздравления, у меня предложение к вам от членов Совета директоров. - Слушай, Костя, что ты всё о деле, да о деле? Мы же не на планёрке, а в ресторане. Давай отложим до завтра? - До завтра будет поздно. – Костя начал переминаться с ноги на ногу и беспокойно оглядываться. - Ну ладно, чёрт с тобой, говори, чего эти члены понапридумывали? Только коротко. - Я очень коротко. Члены Совета директоров обратились ко мне с предложением, чтобы я, как ваш заместитель, довёл его до вашего внимания. – Гриша тоскливо вздохнул и подумал про себя: «Совсем коротенько получается, буквально в двух словах». – Члены Совета директоров и я, присоединившийся к ним, просим вас продолжить праздник в кулуарном составе, в пространстве, свободном от лишних любопытствующих глаз. Кроме того, некоторые члены Совета директоров высказывают мысль, которую я, поддерживая её, также довожу до вашего внимания, что дальнейшее прохождение празднества без высшего руководства более благотворно скажется на самой атмосфере праздника и поведении людей. - Всё сказал? Или что-то ещё мне просили передать члены Совета директоров? – Гриша чертыхнулся. – Слушай, Костя, сколько лет тебя знаю, а понять не могу, что ты за человек? То ли зануда, то ли излишне обстоятельный? Извини, конечно, но ты и жене ночью так же долго предлагаешь в постель лечь? Ночь закончится быстрее, чем твои объяснения! - Григорий Михайлович, вы, вы, я… - Лицо Кости покрывалось красными пятнами. - Да не сердись! Это я так, для образности, чтобы тебе понятнее было. – Гриша примиряюще похлопал подчинённого по плечу. - Ты бы сказал просто: «Григорий Михайлович, есть предложение продолжить гулянье в узком кругу. И нам, директорам, сподручнее хлопнуть рюмашку без любопытных глаз, да и людям комфортнее отрываться без начальников, старых перечников!» Вот и всё! Видишь, сколько времени можно было сэкономить? Тебе, Костя, нужно приучаться к самостоятельности, к тому, что в любой момент придётся взять ответственность за всё наше дело на себя. Вдруг со мной что случится: тяжело заболею, получу ранение от «доброжелателя» - кому придётся браться за штурвал? Конечно, тебе, моей «правой» руке. Ладно, ладно, не маши рукой, ты прав – типун мне на язык! С Эльзой Яновной обсудил это предложение? Она «за»? Бардина Эльза Яновна была финансовым директором, «левой рукой» Гриши, «потому что левая ближе к сердцу» - как он сам шутил. - Эльза Яновна как раз и является инициатором данного предложения. – Всё ещё обиженным тоном разъяснил Костя. - Ну тогда вперёд, в родной банк. Только предупреди директоров, пусть исчезают поодиночке, чтобы это не походило на бегство правящей верхушки. Подмогаев несколько раз согласно кивнул, потом словесно подтвердил: «Будет исполнено, Григорий Михайлович», и только после этого отошёл от начальника. Глава 9. Через полчаса руководство холдинга «расслаблялось» уже в привычной им обстановке, за фуршетным столом в зале заседаний банка. Эльза Яновна предусмотрительно отдала команду охранникам и те захватили из ресторана бутерброды с колбасой, ветчиной, чёрной и красной икрой. А с выпивкой проблем в банке никогда не было: в кабинетах руководства имелись комнаты отдыха, а в комнатах отдыха – бары, где всегда можно было найти пару-тройку бутылочек хорошего коньяка, виски или водки. В баре Григория Михайловича стояло ирландское виски двенадцатилетней выдержки – к нему он пристрастился давно, ещё в свою первую командировку в Соединённые Штаты. Оттуда, из Америки, он привёз не только тягу к крепкому напитку, но и традицию: наливать в стакан на два пальца виски, безо льда, следуя ирландской пословице: «Не воруй чужой жены и не разбавляй чужое виски». Директора разбрелись по «интересам»: кто-то курил, кто-то выпивал «на троих», кто-то травил фривольные анекдоты. Гриша, включив в своём кабинете негромкую музыку, любимую «Лунную сонату», с облегчением рухнул в кресло, ослабил галстук и с наслаждением сделал небольшой глоток холодного виски. Только теперь он понял, как же устал за сегодняшний день – ноги гудели, да и в голове что-то уж очень шумело: то ли от громкой ресторанной музыки, то ли от лишневыпитого алкоголя. - Ау, Григорий Михайлович, вы здесь? – В кабинет заглянула Бардина, со стаканом в руке. - Заходите, Эльза Яновна, присаживайтесь. Посидите хоть вы со мной, а то мужики все разбежались. - А что же Анна Ивановна, не осталась на празднование? Я её в ресторане не заметила. - Нет, она «отпросилась» домой. Анна Ивановна не любит пышных, шумных торжеств, а я не стал настаивать. Но вы ведь тоже мужа с собой не взяли? Он, похоже, даже на торжественной части не присутствовал, хотя пригласительный билет на него я подписывал самолично? - Григорий Михайлович, не нужно резать по живому. – Эльза Яновна нервно пригубила стакан. – Видимо служба безопасности ещё не доложила вам о моём нынешнем семейном положении? – Гриша непонимающе смотрел на Бардину. – Я уже месяц, как в разводе, а фактически семьи уже полгода не существует. - Извините, Эльза Яновна, я этого не знал, поэтому в виде исключения добавил в ваш пригласительный билет - «с супругом». Вообще-то я не включал в обязанности службы охраны доклад о семейной жизни моих сотрудников. - Вот и плохо, Григорий Михайлович, что вас не интересует, чем живут ваши сотрудники вне работы. Это обижает их. – Эльза Яновна горячо заговорила. - Иногда мне кажется, что вы смотрите на меня исключительно, как на экран бухгалтерского дисплея: цифры, проценты, налоги, проводки. А ведь любой руководительнице, любому «синему чулку» важно, чтобы на неё в первую очередь смотрели как на женщину. Уж извините меня за дерзость, Григорий Михайлович, но вас я всегда вижу в первую очередь глазами женщины. - Ну, что вы, Эльза Яновна, никогда я не относился к вам, как к «синему чулку». – Растерялся Гриша. – Напротив, я каждый день отмечаю про себя, что вы выглядите безупречно: одеты со вкусом, с аккуратной причёской и всегда улыбаетесь, даже когда я устраиваю разнос вашему ведомству. - Спасибо, Григорий Михайлович, от вас приятно услышать даже такую, плохо завуалированную лесть. Только не спрашивайте, как мне удаётся в мои годы выглядеть на десять лет моложе, я вам этого не прощу. - Эльза Яновна, за кого вы меня принимаете? Как я могу, после стольких десятилетий нашего знакомства, поинтересоваться секретами молодости у почтенной дамы с двумя детьми, да ещё и с тремя распавшимися браками? Это просто сплошной моветон получается! – Гриша пытался скрыть улыбку. - Да ну вас, Григорий Михайлович! Вы всё подтруниваете, а мне не до смеха. Хотя удивительно, но вам я могу легко простить даже такие, обидные для женщин шутки. – Эльза Яновна взглянула прямо в глаза Грише. – Вы опасный мужчина, Григорий Михайлович, вам многое хочется простить. Гриша примиряюще протянул Эльзе Яновне стакан и они чокнулись. Разговор прервался, оба задумались о своём. Гриша вспоминал, в каком же году они познакомились? Выходило, что где-то в 1989. Именно тогда внимание Гриши привлекла молодая, но уверенная в себе, компетентная в вопросах больших финансов Эльза Бардина. Гриша, вспомнив то время, отметил про себя, что побывав замужем три раза, Эльза Яновна ни разу не сменила своей фамилии. Как была Бардиной, так ей и оставалась, словно заранее предполагала частую смену своего семейного статуса. Или, как прагматичный бухгалтер, не хотела доставлять и себе и руководству предприятий дополнительных хлопот, прекрасно зная, что для руководителей высшего эшелона ох как не просто в одночасье сменить фамилию. Правда, чехарды в семье Бардиной избежать всё равно не удалось: старшей дочери, рождённой от первого брака дали фамилию её отца, младшему сыну, рождённому от второго брака, досталась фамилия его отца. От третьего брака Эльза Яновна рожать уже не рискнула, ей хватило в семье и трёх фамилий. Гриша даже сейчас не мог вспомнить, в какой именно период их отношения с Эльзой стали доверительными, когда она стала «верной соратницей»? Уже более пятнадцати лет они работали «в связке». И ни разу в голове Гриши не возник вопрос: а с чего это прекрасно образованная женщина, высокий профессионал в бухгалтерском деле, могущая сделать головокружительную карьеру в Центробанке России, идёт вслед за Гришей, часто меняя места работы, начиная практически каждый раз с нуля? Ради чего все эти усилия? Ради кого она согласна была терпеть многочисленные неудобства? Ради карьеры? Финансовый директор банка не великая должность. Ради славы? Разве работа в частном банке может кого-то прославить? Ради денег? Есть места, где платят намного солиднее. Но Грише было некогда задаваться подобными «несущественными» вопросами. Его интересовало только дело. Он жил в безумной круговерти событий, в атмосфере постоянного впрыска в кровь адреналина и не мог представить, что кто-то вокруг захочет жить иначе, кто-то сможет сказать ему «нет». Отбросив воспоминания, Гриша пристально осмотрел всю Эльзу Яновну, причём по-хозяйски, бесцеремонно. Она не успела переодеться к ресторанным увеселениям и выглядела торжественно-официально: чёрный брючный костюм, белая блузка с кружевными манжетами, золотая тоненькая цепочка на шее и широкий браслет из золота на правой руке, инкрустированный перламутром. - Григорий Михайлович, не смотрите на меня так. – Эльза Яновна, заметив взгляд Гриши, зарделась. - Почему же? Именно так и смотрят мужчины - оценивающе. – Алкоголь и усталость слегка развязали Грише язык. - Только не сегодня. – Эльза Яновна постаралась отвернуться. – Я устала и выгляжу ужасно. - Даже не стану вас разубеждать, да вы и сами знаете, что никакая усталость не портит вас. Хорошо, не буду. – Гриша закрыл ладонью глаза. – Эльза Яновна, можно вас спросить о личном? Скажите, почему так получается, что вы умная, красивая женщина, три раза неудачно были замужем? Мне казалось, что вы и в личной жизни всегда должны делать правильный выбор? - Проще всего было бы ответить, что мне попадались не те мужчины. – Эльза ответила сразу, словно давно была готова к такому вопросу. – Но нет, вы правы – выбор делала я. А почему не было счастья? Тоже очень просто – я их изначально не любила так, как они меня. Если уж совсем откровенно, то скорее всего я их и вовсе не любила. За исключением первого брака, когда, наоборот, любила до беспамятства я, а он лишь тешил своё самолюбие, что рядом с ним, как вы говорите «красивая, молодая, умная женщина». Я была студенткой, он уже не молодым преподавателем, всё довольно банально. А остальных двух любить я просто не могла, моё сердце уже было занято большой, но безответной любовью. Вот и приходилось моим мужьям стараться за двоих: любить меня, да и себя за меня. А это тяжело и быстро надоедает. В результате постепенно мы становились чужими. Уж извините меня, Григорий Михайлович, за столь «колготочные» подробности, но сегодня вы не мой начальник, а моя «жилетка», в которую хочется поплакаться. - Извините и вы меня, Эльза Яновна, что подтолкнул вас к такой откровенности. – Гриша, сам не зная почему, всё же был рад, что ему удалось «разговорить» обычно никого не пускающую в свою жизнь Эльзу. – Но вы сказали, что ваше сердце занято другим мужчиной? По всей видимости, он не свободен? Уж не стану навязываться к вам в «подружки», но рискну спросить – он из нашей, банковской среды? - Он? – Эльза Яновна задумалась. – Вы знаете, Григорий Михайлович, он не из чьей-то среды, он сам по себе. Иногда мне кажется, что он даже не из нашей галактики, не от мира сего. - Неужто инопланетянин? Или снежный человек? – Засмеялся Гриша и сделал большой глоток виски. - Инопланетянин, это вы точно определили. – Вздохнула Эльза Яновна и развела руками. – Видимо, у них там органы зрения какие-то особенные, не могут они заметить, что земная женщина влюблена в них. – Эльза тоже отпила из стакана. – Наверное, нам пора расходиться? Вас жена дома ждёт, волнуется. Это мне торопиться некуда, меня сегодня никто не ждёт. - А дети? Разве они не ждут вас? – Удивился Гриша. - Они живут каждый у своих бабушек с дедушками. – Эльза мягко улыбнулась. – Всё же мне кощунственно пенять на судьбу: баланс счастья и несчастья в моей жизни соблюдается. Я говорю о свекровях. – Пояснила Эльза. – Если мне в какой-то мере не везёт с мужьями, то патологически везёт со свекровями. Ни на одну не могу пожаловаться, аж зло берёт! Иногда так хочется на ком-то сорваться! Думаю, ну всё, вот сейчас позвоню чьей-то мамочке, сцеплюсь с ней безо всякого повода, нахамлю, наговорю кучу гадостей, одним словом – душу отведу! Ан нет, только услышишь в трубке: «Здравствуй Эльзочка, здравствуй голубушка» - не то что собачиться, слова сказать не могу, комок к горлу подкатывает, аж реветь белугой хочется! Никогда не думала, что такое возможно. - Очень даже возможно! – Гриша оживился. – Моя мама точно такая же: предупредительная, заботливая, всегда поддерживает Анну. Даже в наших размолвках занимает её сторону. Если бы вы, Эльза Яновна, были моей женой, то ваша коллекция пополнилась бы ещё одной мировой свекровью. – С гордостью отрапортовал Гриша. - Ну, о Любови Андреевне в качестве свекрови мне и мечтать не приходится! – Эльза улыбнулась. – Вы ведь, Григорий Михайлович, из породы мужчин-однолюбов, когда с первого взгляда и на всю жизнь? Дай вам Бог счастья. – Глаза Эльзы повлажнели. Помолчав с минутку, она отставила стакан. – Всё же, с вашего разрешения, Григорий Михайлович, я откланяюсь. Что-то тихо стало в нашем офисе, праздник закончился, люди потихоньку разъехались, пора и мне домой. Завтра ведь обычный рабочий день? – Гриша кивнул. – Григорий Михайлович, я уж позволю себе ещё один вопрос, из практической, обыденной жизни. – Гриша сделал рукой приглашающий жест. – Вы начали сотрудничать с Львом Шапкиным? Просто по документам у нас ничего не проходит, а слухи уже множатся. - Что? – От неожиданности Гриша побагровел. – Сотрудничество с Шапкиным? С этим нуворишем в малиновом пиджаке? Позвольте, Эльза Яновна, с каких это пор вы стали ретранслятором слухов? Да за кого вы меня принимаете? Я себя не на помойке нашёл, чтобы пожимать руку этому, этому… Не хочу даже произносить, кому! - Извините, Григорий Михайлович, мне не следовало спрашивать об этом, - смутилась Эльза Яновна, - всё мой дурной язычок. Да ещё этот мартини, будь он неладен. - Нет уж, позвольте. – Голос Гриши потвердел. – Раз начали, давайте и закончим: какие слухи курсируют в наших кулуарах? Кто их распускает? - Не знаю, как теперь и сказать. – Эльза косо взглянула на Гришу. – Но делать нечего, придётся мне самой подставлять шею под топор грозного начальника. – Гриша укоризненно покачал головой. – Недавно вашу жену видели в обществе господина Шапкина, на выставке купленной им коллекции каких-то модных художников, в Галерее Искусств. Вот люди и решили, что раз Анна Ивановна посетила вернисаж, организованный Шапкиным, то возможно, что вы совместно с ним затеваете проект по закупке художественных ценностей? Это действительно очень выгодные вложения капиталов. - Подождите, никакого проекта с этим выпендрёжником я не затеваю, это полная глупость. Я сомневаюсь, что моя жена могла присутствовать на этом вернисаже. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. А впрочем, постойте-ка, дайте припомнить. – Гриша наморщил лоб и хлопнул себя по голове. – Точно, недавно Анна рассказывала мне, что посетила выставку то ли авангардистов, то ли абстракционистов, но не сказала, что это были работы из коллекции Шапкина. Да и о встрече с ним она ничего мне не говорила! Так, так, так, - Гриша задумался, - придётся мне с этим разобраться. - Вы уж извините меня, Григорий Михайлович, получается, что я влезла в вашу семейную жизнь. Теперь-то я уверена, что это недоразумение, и даже догадываюсь, кто распускает эти клеветнические… Дверь в кабинете Любарского была распахнута и за ней, в комнате секретаря, послышался шум, чьи-то осторожные шаги. - Кто там? – Крикнул Гриша. – Заходите! - Это я, Григорий Михайлович. – На пороге возникла долговязая фигура Кости, заместителя Любарского. - Лёгок на помине. – Пробурчала Эльза. – Принесла его нелёгкая. Вы что, подслушивали под дверью? - Эльза Яновна, перестаньте, зачем вы так? – Прервал её Гриша. – Что вы хотели, Костя? - Директора разошлись потихоньку, чтобы вам не мешать. Если позволите, я тоже поеду домой. – Костя переминался с ноги на ногу. - Конечно, езжайте. Сегодня ведь праздник, к чему эта субординация? Да и мне пора. Эльза Яновна, давайте я вас подвезу? - Я могу подвезти Эльзу Яновну, нам по пути. – Предупредительно вставил Костя. - Нам с вами никогда не будет по пути, но делать нечего, придётся ехать с вами, у меня шофёр заболел. До свидания, Григорий Михайлович. – Эльза Яновна встала, улыбнулась Грише и, подхватив под руку оторопевшего Костю, потащила его к выходу. Посидев ещё несколько минут, пытаясь осмыслить сказанное Эльзой Яновной, Гриша почувствовал, что ему расхотелось ехать домой. Предстоял разговор с Анной и вряд ли он окончится миром, учитывая нервное поведение жены в последнее время. Уж, не с Шапкиным ли связана её тревожность? Что ж, придётся разбираться и с этой проблемой, не откладывать её на потом, это было не в характере Гриши. Потянувшись было рукой в карман, за «советом» талисмана, Гриша упрямо отдёрнул руку. Сегодня он разберётся во всём без подсказок свыше! Гриша подошёл к столу и нажал кнопку спикерфона: - Ваня, я уезжаю. Подавай машину. Глава 10. Через час Гриша уже заходил в дверь своего особняка на Рублёвке. Свет в комнате Анны горел, она ещё не ложилась спать. «Дожидается меня? – Гриша нахмурился. - Что ж, может оно и к лучшему! Сейчас всё и выяснится!» - Как прошло празднование? Устал сильно? – Анна вошла в гостиную в домашнем халате, наброшенным на ночную рубашку. - Всё хорошо, праздник удался. – Гриша ответил односложно и, не поцеловав жену, бухнулся в кресло. - Ты не будешь ужинать? - О, нет! Я сыт, пьян и наслушался всяких разговоров. – Гриша внимательно взглянул на жену. – Аня, а ты мне ничего не хочешь рассказать? - Что, дорогой, сказки на ночь захотелось? Пойдём в спальню, расскажу. – Анна игриво прильнула к мужу. - Скажи, почему ты утаила от меня, что встречалась с Шапкиным? – Гриша отстранился. - О чём ты говоришь? – Сначала не поняла Анна. – С Шапкиным? Ах, ты о той встрече на выставке? Так что тут такого интересного? Случайно встретились, поговорили несколько минут и разошлись. - Ты мне что-то не договариваешь. – Гриша насупился. – Шапкин ничего не делает случайно, поверь мне. Раз он встретился с тобой, значит планировал встречу. Ему что-то было нужно от тебя? От меня? О чём вы разговаривали? - Это что, допрос? – Анна начала злиться. – Почему ты разговариваешь со мной, как будто я в чём-то перед тобой провинилась? - Анна, послушай меня. – Гриша повысил голос. – В тех кругах, в которых я вращаюсь, значение имеет каждое слово. Многие люди отдадут большие деньги за то, чтобы услышать, о чём мы с тобой сейчас разговариваем! Наша, в том числе и твоя безопасность, обходится мне в кругленькую сумму. Пытаясь втереться к тебе в доверие, Шапкин преследует свои корыстные цели. Он надеется вытянуть из тебя нужную ему информацию о моих планах, о моих идеях. А возможно, и того хуже, пытается просто дискредитировать меня в глазах высшего общества. Не стану от тебя скрывать, уже вовсю в разного рода кругах муссируются сплетни, что жена Любарского открыто флиртует с его злостным конкурентом Шапкиным! - Всё это полная чушь! – Возмутилась Анна. – Не знала, что ты собираешь слухи, да вдобавок ещё и веришь им. Что с тобой происходит, Гриша? - Со мной всё в порядке, я с любовницами Шапкина не интригую. Пойми, Анна, никому из нашего олигархического террариума не интересно, верю я в эти слухи или нет. Для них достаточно, что такие слухи существуют, да ещё подкреплённые фактами. Кредит доверия ко мне начнёт резко падать! Ты должна отдавать себе отчёт в том, что у банкиров дороже всего ценится репутация, в том числе и в семейной жизни. - Гриша, что ты говоришь? Получается, что тебе интересно не моё мнение, а мнение твоих коллег о нашей семье? Для тебя важно не то, что происходит с нами, а тебя беспокоят кредиты, которые кто-то неизвестно почему выдал нашей семье? – Анна была вне себя от негодования. - Это не так, Анна. – Гриша несколько запутался в своих тезисах, его логика была ослаблена алкоголем, но он решил не сдаваться. – Неужели тебе не понятна простая вещь? Ты не должна себя так вести, ты не должна осложнять мою жизнь, мой бизнес. - Вот как? А я всегда придерживалась мнения, что семья держится на доверии, на любви, но, оказывается, я ошибалась. Твоё представление о семье держится на долге. Я тебе ничего не должна, а в особенности твоему олигархическому сообществу. И давай прекратим этот разговор, пока мы не наговорили друг другу глупостей, о которых завтра сильно пожалеем. Извини, но мне хочется спать. – Анна встала. – Я скажу Галине, чтобы она постелила тебе в кабинете. - Я сам знаю, где лежит постельное бельё. – Буркнул Гриша и демонстративно отвернулся, принявшись разглядывать лепнину на потолке. Анна пожала плечами и вышла из комнаты, Гриша вздрогнул от стука захлопываемой двери спальни. Посидев несколько минут, он отправился в кабинет, но не спать, какой уж тут сон! Переодевшись в домашние брюки и футболку, Гриша решил скоротать время за разбором тех подарков, которые на торжестве вручали лично ему. Перебирая коробки, Гриша заинтересовался одной, завёрнутой в обычную почтовую плотную бумагу, в какую обычно запаковывают бандероли. На ней не было ни названия, ни имени дарителя, только приклеенный листок с напечатанными на компьютере двумя строчками: «Григорию Любарскому. Заветы». Что за странный подарок? Гриша в недоумении взвесил коробочку на ладони: легковата для объёмной книги, да и кому могло прийти в голову дарить ему Библию? Распираемый любопытством, Гриша решил начать именно с этого подарка. Внутри оказалось несколько коробочек, вложенных одна в другую, на манер матрёшек. В самой маленькой лежал сложенный пожелтевший лист бумаги и обложенный ватой пузырёк из обожжённой глины, напоминающий миниатюрную амфору, с горлышком, заткнутым пробкой из коркового дерева. Не рискнув понюхать содержимое, Гриша развернул листок и пробежал глазами написанный от руки текст. Потом, пожав плечами, ещё раз. И уже, недоумённо оглядевшись вокруг, прочёл в третий раз вслух: «Уважаемый Григорий Михайлович! Вынужден вместо поздравлений направить вам «Флакон священной горькой воды для проведения обряда по закону о ревновании». Надеюсь, ваши глаза раскрылись и вы уже знаете, что ваша супруга имеет контакты с лицом, ненавистным вам. Дабы прекратить распространение слухов и не очернять понапрасну имя девы, рекомендую вам воспользоваться советом, дарованным Моисею. «О жёнах, подозреваемых в измене. Если на мужа найдёт дух ревности, и будет он ревновать жену свою, не зная точно, осквернена она или нет, то пусть муж нальёт в глиняный сосуд святой воды, возьмёт земли с пола святилища и насыплет её в воду. Вода сделается горькой, наводящей проклятья. Жена обязана выпить сей флакон залпом. Тогда и воцарится истина! Если не изменяла она мужу своему, то невредимой останется до конца дней своих и будет оплодотворена семенем мужским. Но если осквернилась, изменила мужу, то постигнут её проклятия: лоно её навсегда останется закрытым для семени мужского. И будет такая женщина проклята во веки веков! Высылаю вам с оказией пузырёк священной заклятой горькой воды, доставшийся мне от Великих Предков. Хотя вода и настояна в течение многих тысячелетий, можете не сомневаться в её действенности. Верховный Совет проводил проверки на измену неоднократно – блудниц выявлено несчетное множество. Если же жена ваша чиста и непорочна – вреда её здоровью причинено никакого быть не может, клянусь вам именем Предков! Если же ваша супруга откажется от участия в «Обряде подозреваемых в измене», так ведь отказ – это тоже ответ, не так ли? Ваш кровный друг и блюститель Заветов». Гриша откупорил флакон и осторожно понюхал – содержимое ничем не пахло. Пробовать он не рискнул, вдруг это отрава? Но откуда этот благодетель знал о их семейных разногласиях? И что может означать весь этот мистический бред? Гриша собрался крикнуть Анну, пусть она сама почитает эту ахинею, но вовремя вспомнил, что они поругались. Гриша задумался. Поразмыслив несколько минут, он сложил листок, заткнул сосуд пробкой и решительно убрал присланные вещи в свой сейф, справедливо рассудив, что в таком деликатном деле нужно всё сто раз обдумать, прежде чем произносить хотя бы одно слово, могущее навредить сильнее всякой «горькой воды». Постелив себе на диване, Гриша выключил свет и улёгся, отвернувшись лицом к стене. Сон не шёл, он ворочался и думал о жизни. Но внезапно, словно приняв сильную дозу снотворного, Гриша провалился в забытье. Сквозь дрёму ему казалось, что в кабинете ходит кто-то посторонний, по-старчески кашлявший, шаркающий подошвами обуви по паркету. Послышался щелчок замка, очень похожий на сейфный, шелест бумаг и недовольное кряхтенье. Раздался хлопок, с каким пробка вылетает из бутылки шампанского. Некто чётко произнёс: - Ацидум . «Кислота? Причём здесь кислота?» - задался вопросом Гриша и моментально проснулся. Теперь он не только ощущал, но и видел, что в углу кабинета кто-то стоит, едва различимый в сумраке ночи. Сердце заколотилось от страха, ноги стали ватными, Гриша смог лишь дотянуться до выключателя и включить настольную лампу. Свет выхватил из темноты нежданного ночного гостя – бородатого старца, точь в точь похожего на международного террориста Бен Ладена. Старик, видимо не ожидавший, что хозяин проснётся, заслонился от него ладонью и прошептал: «Пара беллюм» . Свет в кабинете погас. - Кто здесь? – Дрожащим голосом прошептал Гриша и вновь включил лампу. В кабинете никого не было. - Что за чёрт! – Ругнулся Гриша, оглядываясь по сторонам. – Фу, ну и заработался я! Террористы снятся, предупреждают, что нужно готовиться к войне. Если так пойдёт и дальше, то тебе, Григорий Михайлович, по ночам черти начнут сниться. Давай-ка лучше спать. Гриша зевнул и потянулся к выключателю, но рука отдёрнулась, будто наткнувшись на оголённые электрические провода: на рабочем столе стоял флакон с той самой «горькой водой», которую он перед сном убрал в сейф. «Так что же получается – старик был здесь? – Гриша вытер со лба выступивший холодный пот. – Или я только хотел убрать флакон в сейф, но забыл это сделать? А, может, я вообще сплю и мне всё это снится?» Глава 11. Анна всю ночь проворочалась на кровати, не сумев заснуть. Утром она к завтраку не вышла. Гриша один выпил кофе, приготовленный домработницей. Он ушёл на работу, так и не рискнув зайти в спальню, чтобы поговорить или хотя бы попрощаться с женой. Выйдя из комнаты в дурном расположении духа, Анна начала снимать стресс, срываясь на всех: на охране, сующей везде свой нос, на бестолковой домработнице, которая только и делает, что смотрит бесконечные сериалы, вместо того, чтобы заниматься уборкой особняка. Хотелось послать всех к чёрту, наорать на всех и разогнать бездельников, но Анна понимала, что и это не в её власти: охрана подчинялась Грише, а домработница… С ней было не всё так просто. Анна уже не раз корила себя, что смалодушничала и пустила эту женщину к себе в дом. Вместе с Галиной в доме поселились тревога, беспокойство, ожидание плохого. Но и отказать домработнице Анна не могла – та была её одноклассницей и нуждалась в помощи. Были и другие причины для «благотворительности», но о них Анна предпочитала не напоминать даже самой себе. В последнее время Анна жила с чувством, что то, чего она так боялась, скоро начнёт сбываться. И тогда рухнет всё, в первую очередь мир, который она с такой любовью выстраивала последние двадцать лет. По ночам Анну беспокоили сны, напоминавшие об ошибке юности, об обмане, который может раскрыться и похоронить все надежды на счастливую жизнь. Всё же отбросив грустные мысли, Анна неожиданно для себя сняла трубку телефона и набрала номер, записанный в визитной карточке. Ответил мелодичный женский голос: - Резиденция Льва Аркадьевича. Представьтесь, пожалуйста. - Здравствуйте. Это Анна Любарская. Мне нужно поговорить с Львом Аркадьевичем. - Одну секундочку, я соединю. Ожидание растянулось минуты на три. Наконец, Шапкин ответил. - Здравствуйте, Анна Ивановна! Извините, что заставил вас ждать, я проводил собрание акционеров. - Здравствуйте, Лев Аркадьевич. Это вы меня извините. Давайте я вам перезвоню в другое время? - Зачем? Я уже перенёс заседание и рад возможности пообщаться с вами. Как ваши дела? Вы ещё не надумали принять моё приглашение? То есть, простите, опять себя выпятил – приглашение моей матушки? - Представьте себе – надумала. Вот поэтому я вам и звоню. Мне хотелось бы увидеться с Асей Абрамовной сегодня вечером. Это удобно для неё? - Конечно, мама будет только рада. Она, кстати, обещалась к вашему приходу испечь любимые вами вафельные трубочки с кремом. - Мои любимые? – Анна удивилась. - Так сказала мама. Или она опять что-то напутала? - Ах да, всё верно. Это я уже стала забывать о своих юношеских пристрастиях. Передайте Асе Абрамовне, пусть не беспокоится. Тем более, что я на диете. - Хорошо, передам, хотя она и расстроится. – Шапкин помолчал. Повисла пауза. – Анна Ивановна, вас устроит семь часов вечера? Не поздно? - Устроит. Только вы уж извинитесь перед Асей Абрамовной, я к вам зайду ненадолго. В девять вернётся Гриша… - Я всё понимаю, не беспокойтесь. Пригласил бы вас пораньше, но боюсь не успеть вернуться в Москву к этому часу. Самолёт долетит быстро, а вот пробки на Рублёвском шоссе даже мне избежать не удастся. - Какой самолёт? – Не поняла Анна. - Мой самолёт. Я ведь сейчас нахожусь в Цюрихе, мы здесь проводим совещание с нашими европейскими партнёрами. Но вы не волнуйтесь, в семь я буду на месте. - Лев Аркадьевич, почему же вы сразу не сказали мне, что вы не в Москве? – Укоризненно начала выговаривать Шапкину Анна. – Не стоит из-за меня так всё усложнять. Я могу навестить Асю Абрамовну в любой другой день, для меня это не трудно. - Вот именно поэтому и не сказал. – Рассмеялся Шапкин. – Зная вашу деликатность, я был уверен, что вы обязательно перенесёте визит на другой день. А зачем? Мне не сложно вернуться в Москву, для меня это обычный рабочий график: утром в Москве, днём в Лондоне, ночью в Нью-Йорке, утром следующего дня – и сам не знаю где. Порой вылетаешь утром из Токио, прилетаешь в Москву – опять утро! Так и летаю, экономлю время, чтобы потом его растратить: сначала молодею, потом набираю возраст. Видимо поэтому я никогда не состарюсь. - Вы прямо как на службе у дьявола. До вечера, Лев Аркадьевич. - До свидания. Анна решила подготовиться к встрече. Но вместо того, чтобы начать подбирать вечернее платье, а к нему туфли и сумочку, она опустилась в кресло и задумалась, закрыв глаза. Через полчаса Анна прошла в комнату, в которой располагалась их обширная библиотека, нашла на полках книгу мемуаров Святослава Рихтера, нотный справочник для игры на фортепиано и вернулась в гостиную. Пролистав справочник, она отложила руководство по обучению и взялась за книгу Рихтера. Читала Анна долго, до обеда. Лишь когда напольные часы с боем гулко возвестили о наступлении трёх часов пополудни, Анна отложила книгу и прошла в спальню. Быстро переодевшись, она по местной связи предупредила домработницу, что обедать не будет, а охрану о своём отъезде. Вскоре её серебристый «Лексус - купе» покинул гараж. Вернулась Анна примерно через час с букетом гладиолусов и большой коробкой конфет. Приняв душ и завернувшись в банный халат, Анна уединилась в спальне, закрыв за собой дверь. Она решила немного отдохнуть перед вечерней встречей, но перед этим вспомнила ещё об одном, не менее важном деле. Открыв личный сейф, в котором хранились её драгоценности, Анна отомкнула вторым ключом небольшой металлический ящичек и достала оттуда старенькую ученическую тетрадь, с потёртой обложкой и загнутыми от частого листания страницами. Закрыв сейф на все замки и спрятав ключ в ящике ночного столика, в пустой баночке из-под крема для лица, Анна прилегла на кровать и, немного помедлив, словно не решаясь, всё же открыла первую страницу тетради. Это был дневник, начатый ещё в седьмом классе. Тетрадь была исписана меньше, чем наполовину. Последняя запись датировалась июнем тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Но Анна вовсе не собиралась браться за продолжение дневника, её интерес ограничился уже написанными воспоминаниями. Продолжение следует... Источник Копирование и перепечатка произведения с сайта www.net-skuki.ru запрещены. Все авторские права на данное произведение принадлежат автору, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. |
|
|
| Комментарии: | |
